врага.
Исократ, когда его на пирушке попросили сказать что-нибудь, (…) (ответил:) «В чем я силен, это сейчас не ко времени, а что сейчас ко времени, в том я не силен».
Ксенофан
Ксенофан из Колофона (Малая Азия) (ок. 570–478 до н. э.), поэт и философ, основатель школы элеатов.
После взятия его родного города персами вел жизнь бродячего рапсода, главным образом на Сицилии и в Южной Италии.
Если бы руки имели быки и львы или кони, (…)
Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих
Образы рисовали богов.
Эфиопы пишут своих богов черными и с приплюснутыми носами, фракийцы – рыжими и голубоглазыми, мидяне и персы – также подобными самим себе.
(Бог) весь зрение и весь – слух (…); и он весь – ум, разумение и вечность.
Все есть бог.
С тиранами нужно говорить или как можно меньше, или как можно слаще.
Эмпедокл однажды сказал (…), что невозможное дело – найти мудреца. «Конечно, – ответил Ксенофан, – ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы найти мудреца».
Ксенофонт
Ксенофонт из Афин (ок. 430–354 до н. э.), историк и писатель, ученик Сократа. Был противником афинской демократии; служил наемником у персидского царевича Кира, воевал в армии спартанцев. В своей «Киропедии» («Воспитание Кира») создал образ идеального правителя.
Нельзя просить у богов победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом.
Предводитель должен отличаться от подчиненных не роскошным образом жизни, а трудолюбием и умением предвидеть события.
Трудно прокормить одного бездеятельного человека, еще труднее прокормить целое семейство, но труднее всего содержать войско, проводящее время в праздности.
Тот, кто намерен добиться победы (на войне), должен стать коварным, скрытным, хитрым, лукавым, вором и грабителем.
Воины, предавшиеся грабежу, сами становятся добычей.
Если люди трусят, то чем больше их, тем более ужасному и паническому страху они поддаются.
Кир (…) считал (…) совершенно нелепым, если полководец, желая дать какое-нибудь распоряжение, будет приказывать так, как это делают у себя дома некоторые из господ: «Пусть кто-нибудь сходит за водой» или «Пусть кто-нибудь нарубит дров». (…) При таких приказаниях все только смотрят друг на друга, но никто не берется выполнять распоряжение, все виновны, но никто не стыдится (…). Вот по этим-то причинам он и называл по имени всех, кому отдавал какое-либо приказание.
