доносилась резкая металлическая музыка. Трое мужчин сидели в углу зала почти неподвижно, они не разговаривали друг с другом. Официант без команды принес им очередные стаканы джина. Рядом с ними на столе стояла шахматная доска с расставленными фигурами, которые так никто и не сдвинул с места. А потом, примерно на полминуты, что-то случилось с телеэкранами. Мелодия, которую они играли, изменилась, и тон музыки тоже. То, что тогда произошло, трудно описать словами. Прозвучала странная, трескучая, ревущая, насмешливая нота, в уме Уинстон назвал ее «желтой нотой». И тут голос с телеэкрана пропел:
Под густой листвой каштана
Предал я, и предал ты.
Врут они, и мы солгали
В тени густой каштановой листвы.
Трое мужчин не пошевелились. Но когда Уинстон снова взглянул на осунувшееся лицо Рузерфорда, он увидел, что его глаза были полны слез. И тогда он впервые заметил, с некой внутренней дрожью, хотя тогда он еще не понимал причину этой дрожи, что и у Ааронсона, и у Рузерфорда были сломаны носы.
Чуть позже всех троих снова арестовали. Выяснилось, что с момента освобождения они участвовали в новых заговорах. На втором суде они снова сознались во всех своих старых преступлениях, а также в целом ряде новых. Они были казнены, и их судьба была записана в партийных историях как наглядное предупреждение будущим поколениям. Примерно через пять лет после этого, в 1973 году, Уинстон разворачивал пачку документов, которая только что вывалилась из пневмопочты на его стол, и наткнулся на клочок бумаги, который, очевидно, случайно смешался с документами, а потом про него просто забыли. Когда он разгладил листок, то увидел, что это была половина страницы, вырванная из выпуска газеты «Таймс» примерно десятилетней давности, это была верхняя половина страницы, так что на ней была указана дата. Там была фотография участников какого-то партийного мероприятия в Нью-Йорке. В середине группы стояли Джонс, Ааронсон и Рузерфорд. Их нельзя было ни с кем спутать, да и их имена были подписаны внизу.
Дело в том, что на обоих процессах все трое признались, что именно в этот день находились на территории Евразии. Они прилетели с секретного аэродрома в Канаде прямиком в Сибирь, где встречались с представителями Евразийского генерального штаба для передачи важных военных тайн. Эта дата хорошо запомнилась Уинстону, потому что это был день летнего солнцестояния. Вывод был только один: признания были ложью.
Конечно, это само по себе не было открытием. Даже в то время Уинстон понимал, что люди, которые были уничтожены в ходе чисток, на самом деле не совершали преступлений, в которых их обвиняли. Но это! Это уже были конкретные доказательства! В его руках сейчас находился реальный фрагмент упраздненного прошлого, как ископаемая кость, которая обнаруживается не в том пласте и разрушает геологическую теорию. Этого было достаточно, чтобы сравнять Партию с землей, если бы эта фотография каким-то образом могла быть опубликована
