Баради, пряча часы в карман, – иного я и не ожидал. Пока ничего нельзя предпринять. Служанка сообщит, если что-нибудь изменится. Она сообразительная и поднабралась в деревне кое-какого опыта в уходе за больными. Ее сменит мой слуга. Возможно, нам не удастся найти профессиональную сиделку до завтра, но мы справимся.
Он подозвал горничную, и та с бесстрастным видом выслушала его указания. Они оставили ее с больной, похожую на монахиню – чуткую и настороженную.
– Одиннадцать часов. Время для медитации, – объявил Баради, когда они вышли в коридор. – Нельзя никого беспокоить. В моей комнате найдется что-нибудь выпить. Я вас приглашаю. Ведь ваша машина еще не вернулась.
Он привел Аллейна в китайскую комнату. Слуга-египтянин накрывал на стол: венецианские бокалы, блюда с оливками и бутербродами, а также нечто в вазочке, напоминавшее рахат-лукум. Из серебряного ведерка со льдом торчала бутылка шампанского. Аллейн привык к срочным вызовам и бессонным ночам, но последние сутки выдались чересчур насыщенными, к тому же солнце пекло немилосердно, а запах эфира вызывал легкую тошноту. Он бы с удовольствием выпил сейчас пива, впрочем, подошло бы и шампанское. Однако скрепя сердце он уступил требованиям профессиональной этики и, надеясь, что не переигрывает, произнес самодовольным тоном:
– Вы не возражаете, если я выпью воды? Понимаете ли, в последнее время я сильно заинтересовался образом жизни, исключающим алкоголь.
– Замечательно. Мистеру Оберону это будет весьма интересно, – сказал Баради, знаком приказывая слуге открыть шампанское. – Мистер Оберон, возможно, самый крупный авторитет современности по таким вопросам. Его теория основывается на многочисленных древних культах, из которых он извлек главную суть и произвел удивительный синтез. Но в то время как он сам достиг полной гармонии между строгой простотой и, скажем так, отборными наслаждениями, он отнюдь не проповедует воздержание ради воздержания. Он побуждает своих учеников испытать различные удовольствия, но не абы как, а следуя самому изысканному вкусу: выбрать самые утонченные и даже попытаться «организовать» их, как художник компонует свои картины, как композитор аранжирует фугу. Только таким способом, учит Оберон, можно достичь Высшей Цели. Поверьте, мистер Аллейн, он бы улыбнулся вашему отказу от этого прекрасного напитка, сочтя его столь же непростительной ошибкой, прошу прощения за прямоту, как и неумеренность в возлияниях. Кроме того, вам сегодня пришлось немало понервничать, и вам немного дурно от эфирных испарений. Позвольте мне как доктору, – закончил он шутливым тоном, – настоять на том, чтобы вы все же выпили шампанского.
Аллейн взял в руку рубиновый бокал, с восхищением разглядывая его.
– Все это страшно интересно, – сказал он. – Я имею в виду учение мистера Оберона. По сравнению с ним мои собственные робкие идеи кажутся ужасно наивными. – Он улыбнулся. – Я с наслаждением выпью шампанского из столь изумительного кубка.
Он протянул бокал, наблюдая, как шампанское вспенивается в нем.
