такие, – говорит он. – Двадцать пять лет. Отец механик на «Славе». Мать портниха. Обширные и весьма подозрительные связи. Много поклонников. Из-за нее бывают драки. Замечена в спекуляции, в том числе и контрабандой. Часто бывает в интерклубе. Путается со многими. Была замужем. Развелась. Муж играет в ресторане при гостинице. Не судима. Клички: «Мадемуазель Галя», «Королева Галя», «Галя – соль с перцем», «Галя – два поцелуя…». Ну и так далее. Вот, пожалуй, и все.
– Сильна девка, – удовлетворенно констатирует Петя Шухмин. – С такой намучаешься.
– Объект трудный, – соглашается Валя и аккуратно вкладывает бумаги в папку.
– Уж не к ней ли летал этот бедняга из Куйбышева? – продолжает вслух рассуждать Петя. – Тогда скорей всего у них роман был. С такой без романа не обойдешься.
– Вопросов по Одессе у нас много, – раздраженно говорю я. – Зурих, имейте в виду, там тоже пасется.
– Значит, так, – кладет конец нашим разговорам Кузьмич и многозначительно предупреждает. – Вечером кое-что решим. А пока, – он поворачивается ко мне, – поезжай к… этому самому… Бурлакову. Что он даст о Зурихе, интересно. И по Одессе. Вот два главных пункта. Понял?
Он испытующе смотрит на меня поверх очков.
– Понял, – бурчу я в ответ. – Чего же тут не понять?
– Ну и ладно, – удовлетворенно констатирует Кузьмич и прихлопывает ладонями по столу. – Вы свободны, милые мои. А ты, – обращается он ко мне, – задержись.
Когда остальные выходят, он спрашивает:
– Проводил Откаленко?
– Проводил, – недовольно говорю я и с неожиданной горячностью добавляю:
– Нельзя его было в таком состоянии посылать, вот что я вам скажу, Федор Кузьмич.
– Это в каком же таком состоянии?
– Ну, в общем, нервы у него не в порядке.
Кузьмич усмехается.
– У тебя, я смотрю, нервы тоже не в порядке.
– Нам надо было ехать вдвоем, – упрямо говорю я.
– Так всюду и вдвоем? – хмурится Кузьмич. – Не надоело за чужой спиной работать?
– Дело не в этом.
– В этом, в этом. Ну, мы еще вечером поговорим. А сейчас давай к этому… Бурлакову. И нервы свои спрячь, понял? Пока они тебя не подвели.
Я подчеркнуто официально отвечаю:
– Слушаюсь.
И выхожу из кабинета. Во мне все кипит. Кузьмич иногда бывает туп и бесчувствен как доска!
Тем не менее, придя к себе, я усаживаюсь за телефон и звоню Бурлакову, пока этот пенсионер не отправился куда-нибудь на прогулочку. Отвечает мне густой, уверенный бас.
– Светозар Еремеевич?
– Он самый. С кем имею честь?
Я вежливо представляюсь и объясняю:
– Хотелось бы с вами повидаться и кое о чем посоветоваться. У вас найдется время?
– Что ж. К вашим услугам.
– Скажем, через часок?
– Милости прошу. Самому-то уже
