он не унимался:
– Вы тоже сели в Торонто?
– Да.
– Это мой родной город, Торонто. Всю жизнь там живу. Вы тоже оттуда?
– Нет, – ответила Джулиет, все так же глядя в книгу и стараясь по возможности растянуть паузу.
Но что-то – воспитание, смущение, да бог его знает, что именно, может, сочувствие, – оказалось выше ее сил, и она выдала название своего родного городка, а потом уточнила координаты, сообщив расстояние до более крупных городов, расположение относительно озера Гурон и его залива Джорджия-Бей.
– У меня двоюродная сестра с семьей в Коллингвуде живет. Хорошее место. Я туда ездил пару раз к ним в гости. А вы в одиночку едете? Как и я?
Он все время похлопывал рукой об руку.
– Да. – Все, хватит, говорит она про себя. Хватит.
– Я впервые собрался в такую даль. Поездка долгая, притом в одиночку.
Джулиет промолчала.
– А я вижу, вы тут книжку читаете в одиночестве, и думаю себе: может, она без попутчиков едет, может, у нее тоже дорога дальняя, так хотя бы побеседовать по-приятельски?
От этого выражения, «побеседовать по-приятельски», Джулиет захлестнуло ледяной волной. До нее дошло, что он вовсе не собирается к ней приставать. Ее удручало, что на нее порой клюют нескладные, одинокие, непривлекательные мужчины, которые намекают, что они с ней одного поля ягоды. Но он вел себя иначе. Ему нужен был друг, а не подружка. Ему нужен был приятель.
Джулиет понимала, что многим она кажется странной и нелюдимой; отчасти так и было. Но при этом у нее давно сложилось ощущение, что окружающие посягают на ее внимание, на ее время, на ее душу. И в большинстве случаев она не противилась.
Будь отзывчивой, будь приветливой (в особенности если ты не пользуешься таким уж успехом) – эти заповеди нетрудно усвоить в маленьком городке, равно как и в женском общежитии. Будь легкой на услугу, если человек захочет выжать из тебя все соки, даже ничего толком о тебе не зная.
Она в упор, без улыбки посмотрела на своего попутчика. Тот заметил ее решимость, и его лицо тревожно дрогнуло.
– Интересная книжка? Про что?
Джулиет не собиралась объяснять, что книга эта – о Древней Греции, в частности о заметном пристрастии древних греков к иррациональному. В ее планы не входило преподавание древнегреческого языка, но ей предстояло читать курс под названием «Философские системы Древней Греции», а для этого требовалось перечитать Доддса[4] и решить, что у него позаимствовать.
– Мне, вообще говоря, хочется почитать, – сказала она. – Я, пожалуй, перейду в панорамный вагон.
Она встала и вышла, думая о том, что напрасно сказала ему, куда идет, – чего доброго, он тоже встанет и увяжется за ней, начнет извиняться и придумывать новые подходы. А также о том, что в панорамном вагоне она замерзнет. Но не возвращаться же сейчас за свитером.
Вид из панорамного вагона в самом конце поезда не произвел на нее такого впечатления, как вид из окна спального
