головой? Может, он вообще… того? Вдруг озлобится и полезет в драку? Нет, нынче надо быть аккуратнее с незнакомцами!
Старик нахохлился и снова принялся разглядывать трещинки на асфальте.
Вакулов осторожно, стараясь опять не потревожить рану, усмехнулся краешком губ. Опасения старика были ему вполне понятны.
– Так вот, папаша, – как можно более мирно сказал Иван так, будто продолжал прежнюю фразу, – сдается мне, что этих вот кукол я в свое время видел в театре Образцова, а?
Старик вздрогнул и с неожиданной резвостью поднял голову.
– Однако вы меня приятно удивили, юноша, – воскликнул он радостно. – Я пребывал в полной уверенности, что о том кукольном театре сейчас уже никто не помнит… Или не хочет помнить – сейчас ведь гораздо проще сходить на спектакль одного из этих… «волшебных» театров! – старик скривился, словно от зубной боли.
Иван неожиданно сильно проникся чувствами своего собеседника – ему самому было столь же горько осознавать, что и в медицине на ведущие роли сейчас вышли всевозможные целители, знахари, адепты магических культов и тому подобная публика, а профессионалы старой школы оказались выброшены на обочину. Даже сам Вакулов, с его нехилой подготовкой, полученной после поступления в отряд, так и не смог найти применения своим талантам на гражданке. Во-первых, действовало ограничение по подписке о неразглашении; во-вторых, специфика его прежних занятий существенно отличалась от «мирного» здравоохранения; в-третьих… Да какая, в общем-то, разница – сколько там этих во-первых, во-вторых, в-третьих! Главное, что он просто оказался лишним в сложившейся системе!
Впрочем, Иван твердо решил для себя, что оная система об этом еще пожалеет. Очень хотелось надеяться, что сильно…
– …и это оказалось единственным, что мне отдали в качестве награды за прежнюю работу. – Вакулов спохватился: старичок, оказывается, все это время что-то ему рассказывал. Хотя, в общем-то, догадаться, о чем шла речь, было несложно – наверняка старый театр в новых реалиях приказал долго жить, а бывшему сотруднику отдали теперь никому не нужные куклы в качестве то ли выходного пособия, то ли награды «за все хорошее». Банальная, в общем-то, история…
Но отчего же Вакулов никак не мог заставить себя повернуться и уйти? Ностальгия, сентиментальность? Бог его знает! Но Иван, глядя на побитых временем кукол, вдруг решительно запустил руку в карман и, не считая, сыпанул на клеенку опешившего старичка ворох смятых купюр. Все, что у него было при себе.
– Зачем?! – слабо запротестовал старик. – Я не могу этого принять! Что вы! Молодой человек, я, видите ли, никогда, слышите – никогда не…
– Молчи, батя! – жестко оборвал его Вакулов. – Это не милостыня, а… ну, скажем, спонсорская помощь. Понял?
Старый актер часто-часто закивал, жалко улыбаясь и бормоча какие-то нелепые слова благодарности. Ивану вдруг стало отчего-то невыносимо стыдно, и он, чувствуя, как неудержимо краснеет, повернулся и пошел дальше по тротуару.
