style="font-size:15px;"> – Это не так. Я все время тебя замечаю.
Я подняла взгляд от тетради. Мистер Стрейн перестал печатать, его пальцы лежали на клавишах. Он смотрел на меня с такой нежностью, что я похолодела.
После этого я начала воображать, как он наблюдает за мной, когда я осоловело завтракаю, гуляю в центре города, остаюсь в своей комнате одна, снимаю с хвостика резинку и забираюсь в постель с последней книгой, которую он для меня подобрал. В моем воображении он наблюдал, как я переворачиваю страницы, завороженный каждым моим движением.
Наступили родительские выходные – три дня, когда Броувик показывал товар лицом. В пятницу устраивали приветственный коктейль для родителей, после чего в столовой для всей школы давали официальный ужин с блюдами, которые никогда больше не появлялись в меню: ростбифом, пальчиковым картофелем, теплым черничным пирогом. Родительские собрания были назначены на субботу перед обедом, днем проходили домашние матчи, а в воскресенье утром оставшиеся родители отправлялись в церковь или на бранч. В прошлом году мои ходили на всё, даже на воскресную мессу, но в этом году мама сказала мне:
– Ванесса, если нам придется пройти через это снова, мы с папой потеряем волю к жизни.
Так что они приехали только на субботнее собрание. Ну и ладно; Броувик был моим миром, а не их. Они, наверное, скорее бы за республиканцев проголосовали, чем наклеили на машину стикер с надписью: «Мой ребенок учится в Броувике».
После собрания родители пришли ко мне в комнату. На папе была бейсболка с логотипом команды Red Sox и клетчатая рубашка, мама пыталась уравновесить его своим трикотажным костюмом. Папа бродил по комнате, изучая книжные полки, а мама легла на кровать рядом со мной и попыталась взять меня за руку.
– Не надо, – сказала я, вырывая ладонь.
– Тогда дай я понюхаю твою шею. Я соскучилась по твоему запаху.
Я прижала плечо к уху.
– Мам, это как-то странно. Это ненормально.
На прошлых зимних каникулах она попросила у меня мой любимый шарф, чтобы хранить его в коробке и нюхать, когда соскучится. Это воспоминание мне пришлось поскорее выбросить из головы, иначе я задохнулась бы от чувства вины.
Мама начала описывать собрание. Меня интересовало только одно: что сказал мистер Стрейн, но я дожидалась, пока она перечислит всех учителей, потому что не хотела вызвать подозрения своим чрезмерным любопытством.
Наконец она сказала:
– Твой учитель литературы кажется интересным человеком.
– Это тот бородатый здоровяк? – спросил папа.
– Да, тот, что учился в Гарварде, – сказала она, растягивая это слово. «Га-арвард». Я гадала, как это всплыло. Мистер Стрейн почему-то упомянул, что там учился, или родители заметили диплом на стене за его столом?
Мама повторила:
– Очень интересный человек.
– В каком
