пьяна, а полчаса с ним уже заставили меня себя возненавидеть. Я просто хочу, чтобы ко мне кто-то прикоснулся.
Айра говорит:
– Ты ей не сказала.
– Сказала.
Он склоняет голову набок, прищуривается:
– Да что ты! Ты сказала своему психотерапевту, что человека, совратившего тебя в детстве, обвиняет в домогательствах другая девушка, и вы это не обсуждаете? Я тебя умоляю.
Я пожимаю плечами:
– Для меня это не так уж важно.
– Ну конечно.
– И он меня не совращал.
Ноздри Айры раздуваются, взгляд становится жестким – знакомая вспышка бессильной досады. Он поворачивается, словно собираясь пойти прочь – лучше уйти, чем сорваться на меня, – но потом возвращается.
– Она вообще о нем знает?
– Я хожу к психотерапевту не для того, чтобы это обсуждать, ясно? Я хожу из-за папы.
Полночь. В соборе звонят далекие колокола, светофор вместо красного-желтого-зеленого начинает мигать желтым, Айра качает головой. Я вызываю у него отвращение. Я знаю, что он думает: я прощаю извращенца, потакаю ему. Так подумал бы любой. Как бы там ни было, я защищаю не только Стрейна, но и себя. Потому что, хотя иногда я и сама описываю кое-что из того, что со мной случилось, словом «совращение», в чужих устах оно звучит мерзко и слишком однобоко. Оно поглощает все, что произошло. Поглощает меня и все те разы, когда я хотела этого, умоляла об этом. Прямо как законы, сводящие весь секс, который был у нас со Стрейном до моего восемнадцатилетия, к юридическому изнасилованию; и мы должны поверить, что этот день рождения – волшебный? Это такая же произвольная веха, как любая другая. Разве не логично, что некоторые девушки созревают раньше?
– Знаешь, – говорит Айра, – в последние несколько недель, когда все это показывали в новостях, я думал только о тебе. Я за тебя волновался.
Приближаются фары – ярче и ярче – и скользят по нас, когда машина сворачивает за угол.
– Я думал, тебя расстроит то, что написала эта девушка, но тебе как будто все равно.
– А почему меня должно это расстроить?
– Потому что он делал то же самое с тобой! – орет он.
Его крик эхом отскакивает от зданий. Айра втягивает в себя воздух и смотрит себе под ноги. Ему стыдно, что он потерял самообладание. Никто не доводил его так, как я. Раньше он все время это повторял.
– Айра, не стоит так переживать, – говорю я.
Он презрительно фыркает, смеется.
– Поверь, я в курсе.
– Мне не нужна твоя помощь. Ты этого не понимаешь. Никогда не понимал.
Он запрокидывает голову.
– Ну, это был последний раз. Больше и пытаться не стану.
Айра отворачивается и идет прочь, я кричу ему вслед:
– Она лжет!
Он
