до рассвета.
Предместья центрального оплота острова магов в такое время выглядели намного скромнее. Здесь активность замирала, стоило дневному светилу коснуться линии горизонта. Так и сейчас – приютившиеся в любовно посаженных рощах посёлки для состоятельных подданных неспешно погружались в темноту, и лишь стрекотание сверчков служило напоминанием о том, что в округе есть жизнь.
На юго-западе, вдали от шума Сильвергарда и от кукольных домиков местных толстосумов, располагались обширные луга, окружённые приземистыми холмами. В глубине долины приютилась неказистая хижина. Деревянные стены, соломенная крыша, покосившаяся дубовая дверь и крохотное окошко, в котором тлел тусклый огонёк – всё это свидетельствовало о том, что обитатель хибары предпочитает чопорности и показной роскоши, так популярной в здешних местах, простоту и подчёркнутый аскетизм. Или же попросту не придаёт значения внешнему виду своего жилища.
Внутри хижины, в единственной комнате, царил хаос. Стопки различных фолиантов, кучи хлама, подпирающие своими вершинами низкий потолок, мечи, копья, части доспехов, валяющиеся то там, то здесь – помещение больше напоминало заброшенный склад.
Между всем находившимся в хижине добром ветвились несколько узких тропинок, позволяющих хоть как-то передвигаться через нагромождения вещей. Одна из них вела к окошку, другая – к умывальнику, третья – к входной двери, четвёртая – к очагу, где сейчас горел огонь, согревая хижину и грозясь одновременно спалить всё её содержимое к орочьей матери, если вдруг какая-нибудь из рукописей таки упадёт рядом. Ещё один проход вёл к соломенному матрасу, заваленному пергаментными свитками. В центре спального места виднелся продавленный силуэт, обозначавший позу, в которой предпочитает отдыхать хозяин дома.
И, наконец, последняя дорожка вела к письменному столу. За ним, на колченогом табурете, на настоящий момент сидела тощая фигура. Растянутая коричневая кофта из мешковатой ткани, оборванные чуть ниже колен штаны, босые ноги – всё это выбивалось из образа обитателей Нордхолда, уступающим в своём благосостоянии лишь лесным эльфам, о чьих богатствах ходили легенды. Казалось бы, оборванец – простой имперский крестьянин, если бы не пара существенных деталей.
Первая – слегка заострённые уши, говорившие о принадлежности своего обладателя к народу чистокровных мэгов – прирождённых волшебников. В довесок, это была девушка, о чём свидетельствовали лимонно-жёлтые женские заниженные сапожки на остром каблуке с загнутыми кверху носами, стоявшие рядом же, под столом. Грудь, учитывая просторную одежду и болезненно худое телосложение, не выделялась, а вот черты лица, несмотря на некоторую резкость, всё же выдавали в своей обладательнице представительницу прекрасного пола.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
