люди перестанут о ней говорить, и бухгалтера, который три года щелкал костяшками счетов в интендантской конторе в Берлине, будут уважать ничуть не меньше, чем пехотинца, штурмовавшего доты в Польше, Бельгии, России. А там, глядишь, и Гарденбург приедет покататься на лыжах. По-прежнему в звании лейтенанта, возможно – вот было бы здорово! – демобилизованный за ненадобностью. Кристиан поведет его в горы и… Он с горечью усмехнулся. Мечты, мечты. И сколько его продержат на службе после подписания перемирия? Вот уж когда наступит самое трудное время: война закончится, и не останется ничего другого, как ждать, когда о тебе вспомнит огромная и неповоротливая армейская бюрократическая машина.
Выпуск новостей завершился появлением на экране портрета Гитлера. Зрители вскочили, отдали честь вождю и запели: «Deutschland, Deutschland, uber аlles».
Зажегся свет, и Кристиан в толпе солдат медленно двинулся к выходу. А ведь все они не первой молодости, с горечью подумал Кристиан. Больные да увечные. Гарнизонные части, оставленные в мирной стране, тогда как лучшие сыны нации вели решающий бой за тысячи миль от Франции. И он оказался в компании этих убогих. Кристиан раздраженно мотнул головой. Такие мысли надо гнать прочь, а то недолго стать таким же, как Гарденбург.
На темных улицах изредка встречались французы и француженки, и все они при его приближении поспешно сходили с тротуара в ливневую канаву. Кристиана это бесило. Трусость – едва ли не самая мерзкая черта человеческой натуры. Но еще хуже ничем не оправданная трусость. Он не собирался причинять вреда французам, все солдаты получили строгий приказ быть с ними предельно корректными и вежливыми. Немцы, подумал Кристиан, когда мужчина, отступая в канаву, споткнулся и чуть не упал, немцы никогда не позволят себе того, что стала бы вытворять в Германии оккупационная армия. Любая оккупационная армия.
Кристиан остановился.
– Эй, старик!
Француз застыл. Втянутая в плечи голова и трясущиеся руки показывали, что этот окрик перепугал его до полусмерти.
– Да, – у него дрожал и голос, – да, господин полковник.
– Я не полковник, – отрезал Кристиан. Не хватало только этой детской лести.
– Простите, месье, но в темноте…
– Вам нет нужды уступать мне дорогу.
– Да, месье, – согласился француз, оставшись в канаве.
– Возвращайтесь на тротуар, – прорычал Кристиан. – На тротуар!
– Да, месье, – пробормотал старик, но не сдвинулся с места.
– Подойди сюда. На тротуар!
– Да, месье. – Француз робко вылез из канавы и на шаг приблизился к Кристиану. – Я покажу вам свой пропуск. Мои документы в полном порядке.
– Не нужны мне твои паршивые документы!
– Как скажете, месье, – покивал француз.
– Иди домой.
– Да, месье. – Француз засеменил прочь,
