и без всякого электричества, – говорил Левинсон. – В последнее время я практикую близость с природой. Стираю собственноручно свое бельишко в Неве. Золой, как в стародавние времена. Очень освежает, знаете ли. Фигурально и буквально.
– Странно слышать такое от креативного директора крупнейшего в мире телеканала, – заметил Николай Константинович, поглядывая в окно Зимнего на Дворцовую площадь.
Солнце поднималось к зениту, а значит, с тех пор, как он короновал свою дочь на царство, прошли уже почти сутки. Самые насыщенные сутки за всю историю Российской империи, напитанные кризисами, как пышки из «Омелы» – маслом. Бедная Кати! Хотел бы он помочь, да поздно – корона не бадминтонный воланчик, не будешь же перебрасывать ее туда-сюда между головами Романовых. Юная государыня сидела на соседнем подоконнике, закутавшись в старую толстовку поверх праздничного наряда, унылая и несчастная, трет глаза. Никто из них не спал минувшей ночью. Кати слушала истеричные доклады сановников, сам Николай Константинович прошел не меньше сорока километров от того рокового ёлкокапустного поля до дома, и теперь не мог даже стоять – растекся по компьютерному креслу, «будто последняя чумичка», как говаривал его отец.
А кстати, куда подевался этот неугомонный старик? Впрочем, кто-то, а Константин Алексеевич точно не нуждался в опеке, так что сейчас можно было сосредоточиться на других мыслях. Например – где сейчас Мелисса? И как стереть из памяти слюнявый поцелуй «на прощаньице» от толстушки в розовом трико?
Вчера маленький отряд Николая Константиновича чудом не попал под самолет, который аварийно сел совсем рядом, придавив горячими шасси сотни хвойных шаров. Экс-император с облегчением передал своих подопечных опытным стюардессам, одна только пухлая Мари никак не отцеплялась от его локтя, хихикала и флиртовала напропалую. Проклятое воспитание не позволило Николаю Константиновичу отшить поклонницу в грубой форме. Пришлось тащиться с ней под ручку по всему городу аж до самой парадной, где жила розовая дамочка. Мари очень, очень приглашала его остаться, но государю удалось-таки сбежать, сославшись на сильную занятость. Он говорил чистую правду – вокруг творился Рагнарёк, и нужно было что-то с этим делать. Электричества по-прежнему не было, и радовался этому, похоже, один только креативный директор «Всемогущего».
– Так я же воистину креативный, – Левинсон пожал плечами, одетыми в красную косоворотку. – Непредсказуемость – моя главная фишка. Хотите кофе, Николай?
– Откуда же вы его возьмете, Гавриил? – с недоумением спросил Николай Константинович, отвлекшись на мгновение от созерцания площади. – Ни кофеварки во дворце нет, ни электричества.
На Дворцовой вновь начал собираться народ – на этот раз без картонных сердечек и плюшевых мишек. Даже с этого расстояния люди казались напуганными и растерянными. Интуиция вела их к сердцу столицы, где на протяжении четырехсот лет они узнавали важнейшие новости империи из первых уст.
– Говорю же –
