кивком головы. На мрачном лице его редко показывалась улыбка, и надо было видеть, с какою жадностью все присутствовавшие ловили этот проблеск благосклонности. Он словно выходил из обыкновенного круга подданных и имел какую-то особую сферу существования.
Однажды кто-то из подобострастных льстецов публично сравнил его с Меттернихом и Наполеоном. Аракчеев резко оборвал: «Где мне до них! Это народ ученый, образованный, а я учился на медные деньги. У них целые королевства, а у меня одно Грузино – и тем я, Бог свидетель, доволен».
Те, кого он приглашал в свое Грузино, почитались счастливцами. Там он был много приветлив и гостеприимен. Чиновники, адъютанты и фельдъегеря являлись к нему в Грузино ежедневно с рапортами из разных мест. Иные гости приезжали сюда для того, чтоб полюбоваться великолепием имения, и могли тут оставаться сколько душе угодно. Они были вольны распоряжаться временем, как желали. Гуляли в великолепных садах, осматривали красивые окрестности, богатство самого дома или Андреевский собор. Молодежь отправлялась кто на прогулку верхом, кто на охоту. Летом желающие катались по Волхову на шикарной яхте, присланной Аракчееву императором Александром Первым.
Те, кто знаком был с графом лишь настолько, чтобы иметь право обменяться при встрече поклоном, выжидали назначенного часа, чтоб засвидетельствовать ему свое почтение и при отъезде поблагодарить его лично за гостеприимство. Те, которых он знал ближе, иногда обедали с графом по его приглашению, но вряд ли кто завидовал таким.
Здесь ничто не нарушало заведенного раз навсегда порядка. Представить, что здесь, по вылизанным дорожкам без единой соринки и упавшего листика, идет Пушкин в красной рубахе навыпуск и соломенной шляпе – нет, это совершенно невозможно. Это у себя в Михайловском он мог утром прискакать верхом во двор дьякона и крикнуть на все село: «Похмеляться лучше всего перцовкой!» Гикнуть и ускакать к себе, и там снова усесться за стол, взяв обгрызенное перо…
Нет, здесь такое не пройдет. Ходи по своим холмам, подкидывай вверх свою дурацкую железную палку, отращивай свои ужасные когти – Бог тебе судья, знать, все поэты таковы. А здесь, пардон, люди порядочные, дельные, с головою они дружат…
Особенно ненавидели графа Аракчеева за военные поселения. Говорят, что первая мысль о них принадлежала самому Александру I, и что Аракчеев поначалу очень противился этому распоряжению. Но император сказал:
– Мы с трудом победили Наполеона, и сейчас не в состоянии держать большую армию. Случись что – и под ружье поставить некого. А тут, считай, резерв будет. Дело неблагодарное, но важное, ты уж, Алексей Андреевич, прими на себя такую ответственность…
И только тогда, словно осознав важность задуманного царем, Аракчеев с яростью занялся военными поселениями. Крестьянам в них был расписан весь распорядок дня, и за всякое уклонение следовало наказание. По деревням стоял вой, когда приходила весть, что их отдают под военное
