ты не бросил меня в пустыне, юноша? – вдруг спросил он, не поворачивая головы.
Я молчал, не зная, что ответить.
– Ведь мог бы спастись в одиночку, а предпочëл остаться с умирающим стариком.
– Там, где я родился, не принято бросать людей в беде.
Мецн с удивлением посмотрел на меня.
– И где же ты родился?
– На берегу реки Иордан.
– Уж не в Самарии ли?
– Верно, в Самарии
Мецн с улыбкой посмотрел на меня.
– Выходит, что все самаритяне добрые люди, не ведающие о коварстве и зависти? А разве бывают такие на свете?
Не зная, что ответить, я тоже заулыбался.
– Самария тут не при чём, – продолжил мысль мой попутчик, – просто ты добрый малый и будешь по достоинству оценён.
Есть неписаное правило: когда идёшь по жаркой пустыне, чтобы сберечь силы, предпочтительней хранить молчание и изъясняться языком жестов. Наши караванщики поступали именно так, и только ближе к вечеру, когда жара начала спадать Мецн опять оживился.
– Мы с тобой – как те иудеи из вашего Писания, – вдруг заговорил он, вспомнив почему-то сюжет из священной книги, хранящейся в главном иерусалимском храме.
– Ты читал наше Писание? – удивился я.
– Представь себе, да! Причём на греческом.
– А что, уже есть перевод? – спросил я.
– Имеется. Литературное произведение, которое претендует на успех, должно быть непременно переведено на греческий, ибо язык этот наиболее распространён в мире и, без сомнения, способствует популяризации трактата. Перевели же Писание иудеи Александрии – города, где библиотек больше, чем синагог.
Упоминание об Александрии вызвало во мне приятные чувства. Побывать в городе, основанном Александром Великим, во втором мегаполисе после Рима, было давней мечтой лекаря Мафусаила. Мой хозяин с воодушевлением рассказывал про широкие городские проспекты; про набережную с многочисленными тавернами, по которой прогуливались богатые горожане; про огромную синагогу, способную вместить до ста тысяч человек; про иудейскую диаспору, которая посылала щедрые пожертвования в Главный иерусалимский храм.
– А в Армении изучают греческий? – спросил я.
– Да! В царских школах мегаполисов, – ответил Мецн.
– А латынь?
– Латынь в Армении знают лишь исключительные люди, так что – считай, Соломон, ты один из них. Для своего возраста ты отлично образован.
– Этим я обязан хозяину, – сказал я, вспомнив Мафусаила.
– Не скромничай, юноша. Не обладай ты врождённой смекалкой и определёнными способностями, никогда бы не осилил столько языков.
– А где ты получил образование? – поинтересовался я.
В глазах Мецна мелькнула грусть.
– В Парфии, – ответил он.
– В Парфии?
– Да, юноша. Я до сорока лет жил там, – ответил Мецн задумчиво.
