в пользу общества. Еще А. Герцен предупреждал, что в России «коммунизм – это то же самодержавие, только наоборот». На чем и споткнулась революционная практика. З. Фрейд писал: «Мыслимо ли вообще, или по крайней мере сейчас достичь подобной реорганизации культуры; можно спросить, где взять достаточное количество компетентных, надежных и бескорыстных вождей, призванных выступить в качестве воспитателей будущих поколений; можно испугаться чудовищных размеров принуждения, которое неизбежно потребуется для проведения таких намерений в жизнь»[6]. И теперь мы ясно понимаем, что настоящих коммунистов – людей с высоким уровнем синергизма – немного. Они своей жизненной позицией служат примером, но их удел – жертва, а не управление. Поэтому в стремлении к высоким идеалам наш народ сделал тот шаг, к которому только и был способен, – общинную психологию он трансформировал в коллективистическую. Как отметил в своих воспоминаниях полковник Кобылинский, начальник охраны царской семьи в г. Тобольске, солдаты, поначалу бывшие под влиянием эсеров, со временем перестали их понимать и становились большевиками сами собой, без какой-то особой пропаганды со стороны последних. Да и потом, когда государство должно было что-то сделать в личностном плане, оно действовало не как система, а выбирало простейшие общинно-партизанские рецепты.
Однако так не могло продолжаться слишком долго. Государственная филантропия демобилизует общество, если нет узды крепостного права (в чем Европа убедилась на своем опыте несколько веков тому назад). И когда стало ясно, что «гигантский эксперимент над культурой в обширной стране между Европой и Азией обнаружил пропасть между намерениями и исполнением» (по З. Фрейду), пришлось согласиться и на частную собственность, и на свободу предпринимательства. И это вполне естественно. В истории любой социоцентрически ориентированной страны наступает время, когда в состязании с персоноцентрическими она начинает так сильно проигрывать, что ей для спасения национальной идентичности приходится идти на реформы. Хорошо еще, если дело обходится без войны.
Как объяснял своему сыну промышленник, герой пьесы Ж. П. Сартра «Затворники Альтоны»: «Германии нужно было поражение в войне, чтобы возродить промышленность. – А мы, солдаты? – Вы только оттягивали развязку». Даже Китай, правда, по собственной воле (должно быть, уловив общие тенденции развития мира), прошел горнило культурной революции с ее лозунгом «огонь по штабам», и нынче дети хунвейбинов успешно интегрируются в мировое сообщество. Россия, победив в гражданской и мировой войнах, ограничилась лишь смутой 1917 г., срочно отыграв назад демократические инициативы, и пока что не торопится идти на жертвы. Естественно, никто не торопится менять уклад жизни без особой необходимости в роли которой обычно выступает жестокая нужда (наши реформаторы уверяют, что СССР стоял на пороге голода и безденежья к началу перестройки). А когда угроза отпадает, демократическая модель
Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Психоанализ, религия, культура. М., 1992.
