бригадмильцев.
В милицию сексоты пришли дня через три после происшествия, но от них изрядно воняло, поэтому к начальству их не пропустили. Опрос пострадавших провел сержант Калганов, да и то – не в кабинете, а во дворе.
– Сядьте подале, говном несет от вас, – указал им сержант на груду бревен. – И главное: не пересказывайте, как вы в сортирной яме плавали, а вспомните лучше приметы нападавших. Сколько их было? Во что одеты? Что говорили?
– Человек семь-восемь, – врал ублюдок Разенков.
Махнев запомнил кое-что из бандитских реплик: «Спихни труп в яму, Антоха! Жида вниз головой бросай!» Наиболее наблюдательным оказался Мордехай Шмель, ушастый бригадмилец, осведомитель и сексот из актива Порошина:
– Бандиты были втроем, с ними девица – в белой шали. Два парня – рослые, один среднего ростика – пьяный. Одного из диверсантов проститутка называла Грихой. Низкорослый бандит назвал девицу Людкой. Но та хохотала. Мол, до чего нализался! Всех Людками именует!
На месте происшествия Порошин и Калганов нашли голубую пуговицу от мужского пиджака, роговую расческу-самоделку и огрызок химического карандаша. В общем-то следов очень много. Порошин подписал акт и протокол предварительного опроса потерпевших, составленный сержантом Калгановым. Сержант Матафонов уже через день выяснил, что расчески-самоделки ладил в Магнитке один человек: Меркульев Иван Иванович. Тот самый, который числился в розыске за утайку пулемета в могиле.
Голубую пуговицу и огрызок химического карандаша взял для расследования Порошин. Пуговица для уральской рабочей среды была слишком необычной: голубая, с белыми волнистыми прожилками, изящной формы, явно иностранного производства. Придорогина больше заинтересовала расческа:
– В покушении на осведомителей участвовал старик Меркульев. Возможно, охотился за наганами. Мы его ищем по казачьим станицам – в Верхнеуральской, Анненской, а он затаился здесь, в городе!
Порошин не соглашался:
– Старик расчески продавал на базаре. Такие гребешки могут быть у многих. А вот пуговица дает более конкретное направление. Такая пуговица могла быть пришита только на светло-сером или светло-голубом костюме. Сколько у нас таких костюмов в городе? У иностранцев, у артистов… Три-четыре костюма!
Придорогин пристально впился взглядом в Порошина:
– А клички – Антоха, Гриха? Они у нас не проходили по предыдущим делам?
– Что-то не помню, – перелистывал журнал регистрации Порошин.
– В твоем распоряжении сержант Матафонов и Шмель, – сказал уходя Придорогин.
Шмель нравился Порошину с каждым днем все больше. Конечно, сексот не очень приятен внешностью – ушаст, с мордочкой летучей мыши. И суетлив, излишне услужлив, но хитер, с чутьем ищейки. Аркадий Иванович показал ему голубую пуговицу:
– Найди, Мордехай, костюм, от которого оторвана сия пуговица.
Шмель полюбопытствовал:
