раздался звонок от Лени: явно злясь, он сказал, что задерживается.
– Застрял в чертовой пробке.
Кирилл с облегчением вздохнул, схватил со стола ключи от машины и помчался вниз. До ресторана он добрался быстрее, чем предполагал. Леня еще не появился, поэтому Кирилл расслабился, улыбнулся администратору, который провел пасынка хозяина за лучший столик, и повернулся к окну, полностью погрузившись в размышления. Он снова обдумал слова «дяди Бори», в особенности тот факт, что его отец когда-то «профукал» целый завод. О таких подробностях Кириллу никто не рассказывал, отец вообще предпочитал не говорить о своих неудачах. И отец всегда умалчивал о своей главной ошибке – о разводе с его матерью. Тем не менее Кирилл был уверен, что отец продолжал любить Нину до конца жизни. Конечно, он с болью воспринял уход жены, но ради сына сохранил с ней теплые отношения. Впрочем, с такой женщиной, как Нина, сложно было поссориться. Она все переводила в шутку и в свойственной ей наивной манере предлагала решить конфликт «без кровопролития». Однако, когда мать встретила Андрея, который был моложе ее на несколько лет, взбунтовался уже Кирилл. Андрей казался ему прохвостом, неизвестно по каким причинам влюбивший в себя его легкомысленную мать. Все оказалось куда менее драматичным: Андрей обожал Нину и продолжал это упорно доказывать на протяжении многих лет – не только самой Нине, но и ее сыну.
И если личная жизнь матери была устроена наилучшим образом, что радовало Кирилла, то воспоминания об отце всегда повергали его в грусть. Жаль, что они проводили так мало времени друг с другом. Также Кирилл сожалел о том, что он с сомнением и злостью воспринял женитьбу отца на молодой сотруднице компании. Из-за его глупой ревности и недоверия к Веронике, которую он считал охотницей за деньгами, их отношения с отцом разладились. Перед его смертью они виделись лишь трижды, и тех недолгих минут было недостаточно, чтобы пригасить чувство печали, поселившееся в душе Кирилла.
– Ciao, bello ragazzo![2] – прокричал Марко Бальдуччи и тут же перешел на русский, которым неплохо владел: – Мне сказали, что ты пришел. Вот, вышел поздороваться.
– Здравствуй, Марко, – Кирилл пожал протянутую руку и улыбнулся внешнему виду прославленного повара.
Раньше он думал, что все кулинары должны носить впереди себя свои огромные животы и неизменный белоснежный колпак на голове. Но если головной убор для Марко был явлением обязательным, то живота у маэстро совсем не наблюдалось. Бальдуччи был худеньким, щупленьким, похожим на юркую белочку молодым человеком, с таким неправдоподобно громким голосом, что окружающие постоянно задавались вопросом – откуда у этого тщедушного тела столько сил на крики?
– Один? Или ждешь кого-нибудь? – подмигнул Марко, двусмысленно улыбнулся и похлопал Кирилла по плечу.
Кириллу стало неудобно оттого, что первым его порывом было сочинить историю о прекрасной блондинке, опаздывающей к обеду.
– Друга.
Привет, красавец! (
