мы вам плохие помощники. И не потому, что не хотим, а потому, что не можем. Поляков и в самом деле вёл уединённый образ жизни, обособленный от коллектива.
– Вы ошибаетесь…
– Викентий Масленников, староста группы.
– Да, Викентий, вы ошибаетесь. Вы всё-таки можете помочь мне и вашему товарищу.
– Вот только не надо, – буркнул Челноков. – Если честно, совсем не хочется ему помогать. Ему на нас плевать было.
Староста обжёг его строгим взглядом и даже попытался наступить ему на ногу под столом.
– У Полякова были конфликты с вами или другими студентами? – уцепился Русаков.
– Разумеется, нет, – поспешил вклиниться Масленников. – Никаких конфликтов. Полная индифферентность.
– При этом Поляков был предубеждён против вас?
– Нам казалось, что он считает себя выше всех, – ответила Капитонова. – Вот он типа лучший студент в группе, а мы так, погулять вышли.
– Списывать не давал?
– А мы в том и не нуждались.
– Поляков был агрессивен?
– Нет. По крайней мере, свою агрессию он никогда не проявлял. А там, конечно, в тихом омуте… – заключил староста.
– Он, конечно, был себе на уме. Но такие люди обычно безвредны, – с авторитетным видом повторил свою любимую мысль Лихушкин. – Нерешительный тихоня. На что-нибудь эдакое он бы не отважился.
– Вот именно, – подала голос Марфа. – Он в общем-то не злой парень. Просто ощущал себя чужим в нашем обществе и включил защитный механизм.
– Почему?
– Трудно сказать. Может быть, детская травма.
– Главное, чтобы он кого не травмировал, – тихо процедил Челноков.
– А на то есть подозрения?
– Ничем не подтверждённые, – оборвал товарища Масленников, продолжавший любоваться циферблатом.
– Вы когда-нибудь видели у пропавшего оружие?
Студенты притихли. Очевидно, староста тщательно обдумывал ответ. Затем бросил взгляд на Лихушкина. Тот взгляд поймал и затараторил:
– Я, конечно, понимаю, что интроверты рационального типа бывают излишне агрессивны по отношению к тем, кто, на их взгляд, недостаточно рационален. Но всё-таки…
– Не надо умничать! – вдруг взорвался декан.
Все разом притихли, и Рихтер, уже пожалевший о своей резкости, продолжил свойственным ему мягким, дружелюбным тоном:
– Ребята, дело действительно серьёзно. Всё указывает на то, что это не простая отлучка по каким-то своим молодым делам. Ваш товарищ попал в беду, и, какими бы ни были ваши взаимоотношения, мы все должны помочь ему.
– Что здесь происходит, Леопольд Генрихович?
И тут Русаков понял, чего так ждал староста. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Вышеславский, напоминавший сейчас разъярённого быка перед корридой. Значит, Лихушкин и Масленников
