Короче говоря, придется шить себе биографию из обрывочных знаний, как кафтан из лоскутов. А знания про их эпоху, признаться, донельзя обрывочны. Разве что неплохо подкован Алексей-Леший по части оружия, военной формы и воинской атрибутики. А толку-то!
Вот о чем думал Алексей, сидя за докторским столом и прихлебывая остывший, несладкий чай. Хмурый доктор, не слишком обрадовавшись очередному пробуждению больного, всучил ему кружку с чаем, пробурчал: «Они думают, я многорукий Шива, всех лечи, всех выслушивай, с колбасниками дружи, с комендантом в шахматы играй, Фигаро здесь, Фигаро там», взял позвякивающий саквояж и вышел на улицу.
Оставшись один, Алексей немедленно произвел осмотр докторского стола. Газеты на немецком, календарь, чьи-то надписанные, но неотправленные письма, наконец, дневник доктора – все подтверждало худшие подозрения Алексея. Июнь пятнадцатого года.
1915 год! Здрасьте. Приехали.
Алексей выглянул в окно. Унылая картина лагерных будней: оборванные, грязные и большей частью босые солдаты и офицеры русской армии неприкаянно бродили по двору, сидели на земле, кто-то латал одежду, кто-то писал на коленях карандашным огрызком. Сбившись в круг, солдаты курили одну папиросу на десятерых. Двор ограждал серый забор, поверх него кучерявилась колючая проволока, над местностью господствовала караульная вышка, где маячил часовой и торчало дуло пулемета.
В том, что это не компьютерная игра и не затянувшаяся галлюцинация, Алексей уже не сомневался. Может быть, оттого что у галлюцинаций было предостаточно времени рассыпаться, а они, однако, случаем не воспользовались, уцелели.
Лихо! Занесло, так занесло. И нет, чтобы занесло в неунывающий Нью-Йорк или родной Санкт-Петербург! Фиг, швырнуло в самое пекло! Нижайше поблагодарить за оказанную услугу следует деревянного божка, вернее, скрытую в нем языческую силу, которую высвободила апостольская пуля-дура.
Если удастся установить, что за магия такая породила тот зеленый дым, каким народом та магия практиковалась, где проклятый народец проживал, глядишь, и можно будет распутать клубок древних загадок, а там уж и добраться до какой-нибудь берестяной грамоты, где описывается путь домой. Но долог путь к заветной грамоте, и первым препятствием на пути стоит этот лагерь для военнопленных.
Вот чего Алексей не опасался, так это расспросов, откуда у тебя, мил человек, странного вида папироски с желтым кончиком, а также железнодорожный билет небывалого вида с безумной датой, бумажные деньги, напечатанные в третьем тысячелетии, и жетон санкт-петербургского метро. Не опасался, потому что от всякого мелкого хлама его карманы освободили те, кто брал в плен. Ничего не оставили, даже носового платка. Может, их что-то и удивило, но вряд ли они с кем-либо поделились удивлением – потому что пришлось бы признаваться в мародёрстве (в частности, в том, что сперли у русского пленника высокие ботинки на шнуровке, отличные ботинки, между прочим). А скорее всего, эти славные немецкие парни просто вообще поленились над чем-либо задумываться и выкинули непонятное и бесполезное
