обрывки беседы, слова команды, кашель и песни. Этот шум сопровождается топотом ног, лязгом штыков, манерок и металлических бидонов, рокотом и грохотом шестидесяти фургонов обоза первого разряда и обоза второго разряда; которые следуют за обоими батальонами. Вся эта толпа шагает, вытягивается вверх по дороге, и, под высоким куполом ночи, задыхаешься от запаха, похожего на запах львов в клетке.
Шагая в строю, не видишь ничего, но, когда в давке натыкаешься на соседа, различаешь жестяную миску, голубоватую стальную каску, черный ствол ружья. Иногда, при свете ослепительных искр, выбитых огнивом, или при свете красного пламени, вспыхивающего на крошечной головке спички, замечаешь, за близкими четкими очертаниями рук и лиц, неровные ряды плеч и касок; колыхаясь, как волны, они идут на приступ непроницаемого мрака. Потом все гаснет, и, пока шагают ноги, глаза каждого пешехода не отрываются от того предполагаемого места, где должна торчать спина идущего впереди солдата.
После нескольких остановок тяжело опускаешься на мешок у пирамид ружей, которые составляешь по свистку с лихорадочной поспешностью и удручающей медлительностью, не видя ничего в чернильных потемках; но вот брезжит заря, ширится, овладевает пространством. Стены мрака рушатся. Опять мы присутствуем при величественном зрелище: над нашей вечно бродячей ордой поднимается день.
Из этой походной ночи выходишь, словно по концентрическим кругам: сначала менее густая тень, потом – полутень, потом – тусклый свет. Ноги одеревенели, спины ноют, плечи болят. Лица остаются серо-черными, словно с трудом вырываешься из ночи; теперь никогда уже не удается отделаться от нее окончательно.
На этот раз большое стадо идет на отдых. Где нам придется прожить эту неделю? Думают (но никто не знает точно), что в Гошен-л’Аббэ. Об этой деревне рассказывают чудеса.
– Говорят, там не житье, а рай!
При бледном свете в рядах товарищей начинаешь различать фигуры и лица; люди опустили голову, зевают во весь рот. Раздаются возгласы:
– Никогда еще не было такой стоянки! Там штаб бригады! Там полевой суд! Там у торговцев можно найти все.
– Раз есть штаб бригады, значит, дело пойдет!
– А как ты думаешь, найдется там для нас обеденный стол?
– Все, что хочешь, говорят тебе!
Какой-то пророк зловеще покачивает головой.
– Какая это будет стоянка, я не знаю: я там никогда не бывал, – говорит он. – Знаю только, что она будет не лучше других.
Но ему не верят: мы выходим из шумной лихорадочной ночи; леденея от холода, мы подвигаемся на восток, к неизвестной деревне, которая явит нам дневной свет, и всем кажется, что мы приближаемся к какой-то обетованной земле.
На рассвете мы подходим к домам, которые еще дремлют у подножия откоса, за плотной завесой серых туманов.
– Пришли!
У-у-ух! Мы отмахали за ночь двадцать восемь километров…
Но что это?.. Мы не останавливаемся. Проходим мимо домов, и постепенно их опять окутывает
