не было, пальба полностью прекратилась. Скучившийся около меня народ воспрял духом и рвался в дело. У ограждения показался посыльный к воеводам, ратники забросали его вопросами. Послушав ответы гонца, Бакшеев, уже ставший за ночь для меня непререкаемым военным авторитетом, осенил себя крестом:
– Явил Господь-чудотворец милость, вселил страх в душу КазыКирея окаянного, бегут поганые прочь с Руси!
На ум пришла читанная в детстве историческая беллетристика.
– Может, заманивают татары, ловушку готовят?
– Нет, не засада то, сеунч сказывал, в становище крымском лошади раненые бьются, жилы им юртовщики [42] взрезали, по крайней нужде степняки такое творят.
Прискакавший воеводский служка затребовал меня к боярам. Те уже собирались в походной церкви на благодарственный молебен. В голове пискнул тревожный зуммер: как татары убежали, так могут и вернуться, а тут уже победу празднуют. Идея преследования отступающего противника у командующих войсками поддержки не нашла. Волей-неволей опять пришлось ссылаться на горние силы и сообщать, что ангелы небесные никак не оставят без поддержки христолюбивое воинство. Даже такие необоримые аргументы особо настроя отцов-командиров не изменили. Они ссылались на усталость людей, на отсутствие царского наказа да на то, что за грехи их тяжкие Господь может милостей своих лишить.
Только братья князья Трубецкие стояли за погоню, подумав, к ним примкнул и князь Черкасский. Воеводы же главного – большого полка решиться всё не могли. Вцепившись в Годунова, принялся улещивать его будущей славой победителя крымского хана, да наградами, да чинами, что наверняка на победителей польются ручьём. Заряженный уверенностью, переданной мне бывалым пограничником, я находил довольно убедительные доводы за быстрое преследование, несмотря на полное косноязычие и незнание местного армейского сленга.
– Ну, ежели княжич Димитрий, Аникавоин, и тот на царя Кази-Кирея [43] собрался вборзе, то и нам медлить да рядить более не след, – наконец принял решение Борис Фёдорович. – А то, истинно, лишит благодати Господь всеблагий и всевидящий гордецов, презревающих милости его.
Выходя из палатки, царский шурин вдруг повернулся и, слегка мне поклонившись, произнёс:
– Сделай милость, князь Димитрий, будь гостем в моих владеньях вяземских до возвращения из ратного похода. Присных своих с собой возьми, а вожей [44] до вотчинки своей я дам.
При произнесении приглашения сделался он совершенно масляно-умильным, как кот, что на обед мышей зовёт. Добредя до своего стана в обозе, я наконец-то завалился дрыхнуть, глаза же продрал только на закате, учуяв запах похлёбки. Присев к походному котелку, поел горячего рыбного варева да прослушал кучу новостей и слухов. Больше половины русской армии ушло преследовать кочевников, присоединились к ней и многие воины углицкого отряда. Оставшиеся в обозе весь день рыскали по татарским стоянкам и собирали брошенное второпях добро. Афанасий Бакшеев разжился двухведерным медным котлом, что прочими почиталось за
Юртовщики – живущие в юртах, кочевники (
Хан Казы-Гирей – Газы II Герай Бора (Буря), хан Крыма из династии Гераев в 1588–1596 и 1596–1607 годах. Сын крымского хана Девлета I Герая, брат Исляма II Герая.
Вожи – проводники (
