наконец окончательно оформилась эта личность? И сегодня ее детское восклицание «… и вот я умерла» вдруг неожиданно прозвучало заключительным аккордом.
Ее стихи изобилуют строками неудачными, корявыми, а порой и наивными. Богословские эссе грешат незаконченностью мысли, длиннотами, отступлениями, но они – целостное отражение того времени и ясности постановки вопросов, на которые искала ответы русская философская мысль. Литературовед К. Мочульский[2], лично знавший м. Марию, говорил, «что она пишет стихи запоем и никогда не отделывает их», а Г. Раевский[3] добавил: «Почти не отделывает». Но точнее всего определил ее стихи Евгений Богат[4]: «… разве дело в том, насколько искусно огранены те или иные ее строки? Стихи матери Марии – нечто большее, чем стихи в обычном понимании. Она писала их не для публикаций, а потому что должна была выразить душевную боль, поиск, порой безысходность». Действительно, в ее стихах есть не только пророчество, но и пожирающее пламя, и зажженная свеча перед образом, и любовь к Богу и людям. Так и ее живописные работы, которые в равной степени грешат техническим несовершенством, притягивают к себе. В чем же секрет? Почему чем больше читаешь ее тексты, рассматриваешь вышивки, иконы, присущие им наивность и дилетантство отходят на второй план?… Может, потому, что в них трепет и молитва матери Марии? Может, поэтому безоговорочно прощаешь и эклектичность стиля, и неровность исполнения.
Всю жизнь мать Мария безо всякого сожаления раздавала свои работы, и эта щедрость помогла сохранить часть ее произведений. В лагере она мечтала, если выживет, «вернуться в Россию, посетить могилу Гаяны и потом бродить по дорогам». Ее мечта действительно сбылась, она вернулась домой: музей в Анапе, работы в Русском музее, в музее А. Ахматовой; ее произведения издаются, ей посвящены конференции и выставки, сняты фильмы, многочисленные публикации в интернете. В мировой сети на всех языках можно прочитать о матери Марии (Скобцовой). Ее жизнь, расколотая надвое, теперь не имеет границ!
Она была наследницей европейской культуры, а потому и в эмиграции, продолжая любить Россию, в равной степени восхищалась Францией. Точно так же и ее произведения нашли приют не только в России, но и в Европе: гобелены в Англии, собрание вышивок и икон в Париже, в храме на ул. Лекурб (в двух шагах от ул. Лурмель, где она основала свою церковь и приют и где гестапо арестовало ее сына Юру), рукописи и рисунки в Колумбийском университете в США… Многие из работ затерялись или были уничтожены, какие-то попали в частные коллекции. Вполне вероятно, что их владельцы даже не знают, кто автор; мать Мария чаще всего их не подписывала. Исключение – несколько карандашных портретов умирающей дочки Настеньки, датированные по часам.
Ее деятельность всегда вызывала у одних интерес и восхищение, у других – осуждение и недовольство. Она была просто женщиной: грешила, несколько раз выходила замуж, и дети ее – все от
Мочульский Константин Васильевич (1892–1948) – русский писатель, литературовед, критик (с 1920 г. в эмиграции).
Раевский Георгий Авдеевич (наст. фам. Оцуп; 1897–1963) – русский поэт.
Богат Евгений Михайлович (1923–1985) – советский писатель, журналист, одним из первых опубликовавший в СССР статьи о м. Марии.
