владениях (а было их всего два десятка) и отправил к Унху. Пускай кан сам разбирается с ними. Юзор понимал, что русичи не простят насилия и когда-нибудь явятся отомстить. Унху это тоже должен был понимать. Но раз кан решился на такое, стало быть, верил в свои силы.
И вот русичи пришли за головой верховного владыки. Они прибыли издалека и, конечно, очень устали. Их было совсем не много – человек триста, может, меньше. Юзору донесли об этом охотники, шнырявшие в тех местах. Новгородцы разорили городок Апти и заперли кана в его столице. У них имелись мечи, железные доспехи и много оленей. А у югорцев – только свистящие стрелы, топоры да медные пальмы. Вместо панцирей латы из рыбьего клея, кое у кого кольчуга, а щитов нет вовсе. Да и зачем они в тайге? Только мешают лазить по густой урёме, сковывают движения. Против хантов и ненцев такое войско устоит, но вот против русичей с их сулицами, шестопёрами и клевцами – навряд ли. Понятно, зачем Унху созывал хонтуев. Русичей нужно бить всем миром, иначе они уничтожат югорских правителей по одному. Смущало другое: не слишком ли круто взялся кан сплачивать вокруг себя вождей? Новгородцам, конечно, надо давать отпор, но не захочет ли кан под шумок вознестись над прочими властителями земли Югорской? Не вознамерится ли, оправдываясь русской опасностью, провозгласить себя единственным главой всей Югры?
Обо всём этом Юзору говорил Олоко, когда оба они возвращались в свои уделы после совета у кана. «Сегодня он убил Аптю, а завтра примется за нас, – шептал старик. – Подумай, Юзор, крепко подумай, нужен ли нам такой кан». И Юзор задумался. Но чем дольше он думал, тем больше убеждался, что нет у него другого выхода, кроме как поддержать кана в его борьбе. Ловкий Унху всё так подстроил, что на одной чаше весов лежала его судьба, а на другой – предательство. Иного было не дано. И если бы Юзор поддался справедливому гневу, Унху, вероятно, погиб бы, но при этом заслужил славу героя, защитника родной земли. А те, кто бросил его в беде, остались бы жить с клеймом предателей. Вот из чего приходилось выбирать хонтую полуденной Югры. И он выбрал. Оттого и пробирался сейчас с войском сквозь болотистый ельник к столице Югорского края, спеша выручить кана, обложенного русским войском.
Наверно, урман был нарочно придуман богом метелей и холодов Войпелем, чтобы вредить людям. Иначе как объяснить, что такая труднопроходимая чащоба была открыта всем ветрам? Ветки махрились белой пеной, роняли тяжёлые снежные ошмётки на головы людям, словно смеялись над ними. Нарты двигались медленно: то и дело приходилось огибать логи и буераки, плутать меж разлапистых елей и лиственниц, продираться сквозь лозняк. Возницы по нескольку раз на дню должны были слезать с нарт и брать оленей под уздцы, ведя их вслед за проходчиками, что проверяли крепость льда в еланях. Под ногами неостановимо кружилась позёмка; иногда её взметало кверху, и она била в лицо, обжигая морозом нос и щёки. Яркое солнце стекало по оцепеневшим стволам деревьев, разбивалось сотнями искр в кронах, ударялось о сугробы, бросая слепящие блики в глаза. Люди продвигались вперёд с неумолчным пыхтением,
