только в том, что люди за прилавками мало напоминают жертв стихийного бедствия.
Один средневековый путешественник писал, что в стране хазар женщины бедняков вынуждены продавать в рабство собственных детей… Но к этому их толкнула нужда. Хороши же эти, продающие память отцов и дедов!
Впрочем, у каждого свой хлеб. И не мне, кормящемуся от дедовской славы, их осуждать…
– Эй! Что за невеселые мысли, Мишкин? – голос Славки прервал мои размышления. – И… хватит столбик обнимать. Он этого всеравно не оценит.
Тут-то я и обнаружил, что, ухватившись за столб навеса, впился взглядом во вполне мирный катушечный магнитофон. Мрачные мысли разбежались под Славкиным взглядом.
– Работает? – указывая на магнитофон, неизвестно зачем спросил я у продавца.
– Конечно! – расплылся полупьяный мужичок в грязном свитере.
Он водрузил на своего мастодонта катушку, протянул ленту, что-то щёлкнуло и захрипело: «It’s a happening…» Отвратительное кваканье динамиков окончательно вернуло меня к жизни… Славка?
Славка стояла у торца прилавка и перелистывала какую-то книгу. Я подошёл к ней сзади и, обняв, заглянул через плечо. Книга была не очень старая – что-то около ста лет. Владельческий переплёт. Латиница. Непонятный язык.
– Берите, берите! – уговаривал Славку мужичок – Редкая вещь!
– Что скажешь? – поинтересовалась она, показывая мне книгу.
– А что это?
– Как это – «что»?! – возмутился почему-то мужичок – Я же говорю: Кафка, прижизненное издание!
Мы дружно расхохотались. Мужичок сразу выпустил иглы и занял, было, оборону, но в это время кваканье магнитофона сменилось шипением, а затем шелестом зажёванной плёнки. Мужичок тут же, забыв про нас, принялся самозабвенно отвоёвывать у своего непослушного монстра магнитную ленту.
Под навесом напротив выбор книг был куда больше. Это был даже не навес, а ларёк, который можно закрыть на ночь пластиковым ставнем. Правда, и сюда доносились то щелчки тумблеров, то ругань владельца уникального издания.
– Что интересует? – с отвращением вопросил пожилой одноглазый книгопродавец.
– Мистика, – немедленно сообщила Славка.
– История, этнография. – добавил я, раскрывая пухлый том, оказавшийся библией времён Екатерины Второй, наделённой кучей недурных гравюр. Подражание немцам. Цена – копейки.
– Что-то было из этнографии… Кажется, Рыбников. Историиточно нет. Мистика – может, и есть. Смотрите сами.
Продавец явно не был настроен помогать нам, и мы со Славкой принялись сами перелистывать книги одну за другой. Чаще всего попадались подшивки журналов и «Жизнь животных» Брэма, без которых не обходится ни одна груда книг ни на одном из прилавков.
– Слышишь? – Славка вдруг положила назад второй том «Песен» Рыбникова и замерла.
Я тоже отложил книгу и прислушался.
