style="font-size:15px;"> Ну, а для публики Англия и Франция в один голос орали, что благородно защищают бедную Турцию от агрессора Николая… А заодно защищают и тех самых «притесняемых христиан» от турецких супостатов. Благодетели, одним словом…
Интересно, что нашелся польский болван, который этому всерьез поверил. Был такой мелкий шляхтич Чайковский, участник польского восстания, после его подавления сбежавший в Турцию и обитавший там под именем Садык-паша. Воспрянув духом при известиях о начале войны и стремясь насолить москалям, он заявился в английское министерство иностранных дел с проектом создания в турецкой армии христианских батальонов…
Вежливо выпроводив прожектера, английский дипломат лорд Рэдклиф рявкнул собратьям по министерству вошедшие в историю слова:
– Этого не должно быть! Мы вовсе не для того заботимся о неприкосновенности Турецкой империи!
Яснее и не скажешь. Шла нормальная экономическая война. Ввязавшись в нее, Николай крупно просчитался – но, повторяю и особо подчеркиваю, вовсе не из-за каких-то романтических заблуждений. Промахи, если можно так выразиться, были насквозь нормальными. Так оплошать могло любое государство, любой лидер. Примеров в европейской истории предостаточно.
Доля вины лежит и на военных, и на разведке. Господа генералы виновны в том, что не рискнули должным образом объяснить императору всю степень военно-технической отсталости России, убаюкивая бодрыми заверениями: всех побьем, шапками закидаем. Тем более что русский флот только что одержал блестящую победу над турецким при Синопе. И это прибавило самоуверенности.
Крупно промахнулась и разведка…
В Париже на протяжении тридцати лет сидел резидентом Яков Толстой, секретный сотрудник III отделения, работавший под «крышей» атташе российского посольства. Человек был интересный – приятель Пушкина в молодости, участник декабристских кружков. 14 декабря застало его за границей, и возвращаться он побоялся, справедливо опасаясь угодить во глубину сибирских руд – ну а потом его вербанули люди Бенкендорфа и пристроили к делу. Занимался он тем, что нынче называется политической разведкой: организовывал во французской прессе нужные России статьи (и сам недурно пописывал). Налаживал контрпропаганду, качал информацию из политических кругов. Личность, как отмечают историки, безусловно, незаурядная. Парижских газетчиков покупал пачками – они и не противились, кстати.
Одна беда: Толстой сделал непростительную для настоящего разведчика промашку – со временем откровенно стал подстраиваться под начальство. Его донесения меняются резко. Когда III отделением заведовал Бенкендорф, Толстой гнал в Петербург серьезные, обстоятельные отчеты. Когда Бенкендорфа сменил Орлов, откровенный любитель светских сплетен «из самого Парижа», пикантных историек и прочих легкомысленных курьезов, Толстой, моментально уловив
