неужели оттого, что люди ведут себя дурно, все станет лучше?
– Тут вы правы, – согласилась Линдгрен.
Нильссон вздернул подбородок, но потом обмяк и проговорил уныло:
– Если хотите, я говорил так, только чтобы потом у людей не было горького разочарования.
– А вы уверены, что при этом не тешили заодно собственное «я»? – со вздохом спросила Линдгрен. – Ну да ладно. Ваша точка зрения оправданна.
– Вовсе нет, – возразил Реймонт. – Профессор выводит свой один процент, считая все звезды. Но ведь мы же не станем, например, учитывать красные карлики – а их большинство – или голубые гиганты, да и множество звезд, по параметрам свечения не укладывающихся в сравнительно узкую часть спектра. Тем самым масштабы поиска значительно сужаются.
– Можете свести фактор вероятности к одному из десяти? – буркнул Нильссон. – Лично мне в такое верится слабо. Но хорошо, давайте предположим, что вероятность будет именно такова. Все равно нам придется обследовать пять звезд из десяти. Сколько получится? Десять лет. А скорее – двадцать, если предусмотреть все условия. Самые юные из нас успеют здорово постареть. За это время многие утратят репродуктивную способность и наследственность пострадает, что приведет к снижению банка генов, а он у нас и сейчас невелик. Если нам придется ждать несколько десятилетий до того блаженного момента, когда можно будет родить детей, мы попросту никаких детей родить не сможем. Мало кому из них будет суждено достичь сознательного возраста к тому времени, как их родители станут беспомощными стариками. В любом случае нам не протянуть дольше трех-четырех поколений. Видите, я и в генетике кое-что понимаю. – Астроном уже без всякой напыщенности закончил: – Я вовсе не хотел кого-то обидеть или задеть чьи-то чувства. Я хотел помочь показать вам, что ваша мечта о колонии первооткрывателей, о новом ядре человечества в другой галактике – это всего лишь детская фантазия, и ничего больше.
– У вас есть альтернатива? – спросила Линдгрен.
Щеки Нильссона судорожно задергались.
– Никаких альтернатив, кроме реального взгляда на происходящее, – выдавил он. – Трезвое осознание суровой правды: нам никогда не суждено покинуть этот корабль. И то, что вести себя мы должны в соответствии с правдой.
– А потому вы засучив рукава взялись за работу? – проворчал Реймонт.
– Мне не нравится, как вы об этом говорите, сэр, но я понял, что конструировать аппаратуру для длительного полета совершенно бессмысленно. Лететь нам по большому счету некуда, так какая разница? Даже предложения Федорова и Перейры насчет продления срока действия системы жизнеобеспечения меня не воодушевляют.
– Но, надеюсь, вы понимаете, – сказал Реймонт, – что примерно для половины людей согласие с вашей точкой зрения означает не что иное, как самоубийство?
– Возможно, – пожал плечами Нильссон.
– И вы сами настолько ненавидите жизнь? – спросила
