Венеда почувствовала, что она на пределе сил. В голове крутились вопросы: что будет? Что случится? Что теперь?
И наконец: что же ты с нами сделал, Милош…
Дверь стукнула, скрипнула, провернувшись на деревянных петлях. На пороге стоял Прохор, мокрый от пота, держа в руках светильник.
– Ты принес ключ?
– Да, госпожа, вот он, – подал он ей толстый железный искривленный прут с проушиной, сквозь которую продернута была конопляная веревка. – Но вам нужно бы выйти к людям, обойти палисад, ворота, караульни. Хунгуры…
– Еще не ушли? Дзергонь они несколько дней блокировали. И отступали поджав хвост, когда оказывалось, что страхом и криком ворот не отворить.
– Да вы послушайте, что они кричат!
Прохор подошел к окну, отодвинул засовы, дернул, впуская в комнату холодный ночной воздух. Венеда нахмурилась. Далеко, у ворот, услышала гортанные крики. Вдруг все стихло.
– Орут слугам и невольникам, что те все погибнут, если не откроют ворота. Описывают в подробностях, что´ намерены сделать с детьми и женами наших подданных.
– Разве что?..
– Разве что положат наши головы перед отворенными воротами.
– Дай по десять палок тем из наших, у кого слишком хороший слух!
– Ты что, не понимаешь, госпожа?! Они призывают к бунту!
– Ты сам говорил, что уверен в челяди и что бунт нам не грозит. Ступай: будь внимателен и следи за стражей. До утра все успокоится. Оставь меня одну. Да, еще кое-что: приведи к сараю под палаций двух добрых коней. Чамар и Берника будут лучше всего, пусть их вычистят и хорошенько выберут землю из копыт. Оставь возле них два седла. На всякий случай.
– Да, госпожа.
– Ступай. Погоди! Сперва закрой окно.
Он захлопнул створку со стуком – так, что доски затряслись. Вышел с поклоном. Она не знала, что обо всем этом думать. Готовил измену? Невозможно! Она знала его почти двадцать лет, с того времени, как получила Милоша, владыку Дружича и Турьей Головы, в мужья. Прохор бы предал? Да кто угодно, но не он.
Она пошла к низким окованным дверям, всунула ключ в щель, долго морочилась, прежде чем отодвинула запор, открыла проход. В кладовой царил непроницаемый мрак, словно в языческом бору. Она вернулась со светом, с лампадой, от которой мрак разбежался по углам, как языческие идолы – в чащу леса от жрецов Ессы. Помещение было без окна, с каменным, неровным полом. Под стенами – сундуки, на стенах, на деревянных жердях висело оружие: мечи, старые, скандинские, для гридней и стражников, с широкими треугольными или полукруглыми оголовьями, с закругленным острием, в ножнах из перекрещенных полос кожи. Были и те, что поновее, длинные и гибкие, с острыми кончиками, заканчивающиеся круглым навершием, те, которые вешали на длинных ремнях через плечо или же на пояс.
Но этих было немного, больше всего висело тут топоров – простых, кованных из черного железа, с чуть закругленными лезвиями; она заметила и большие
