ванной я снимаю ботинки, пиджак и галстук – хватит. Она зовет, говорит, что готова, и я открываю дверь. Она лежит на кровати в соблазнительной позе, но так, чтобы меня видеть. Она сняла платье: гладкие бедра в тугих чулках и водопад шелковистых маисовых волос, глаза голубые, как ледяные бриллианты, в них хочется упасть и утонуть.
Сердце у меня колотится так, будто я только что пробежал марафон или у меня сейчас будет инфаркт. Она улыбается мне – голодной, жадной улыбкой; я делаю шаг вперед. По спине бежит липкий холодный пот, а эрекция такая, что даже больно – будто стальной болт вбили в промежность. Я хочу ее так, как никогда не хотел ни одну женщину. Еще шаг. Еще.
Она улыбается и становится на колени передо мной, открывает рот, чтобы принять меня. Я до смерти боюсь ее прикосновения, хоть и жажду его. Как плясать на третьем рельсе, осоловело думаю я и пытаюсь заставить парализованные ребра впустить в грудь воздух, когда она прикасается ко мне.
– А-а!
Я открываю глаза. В номере темно, сердце колотится как бешеное, я лежу в луже холодного пота с дикой эрекцией и жутким чувством ужаса, сдавившим мне грудь.
– А!
Я могу только слабо стонать. Я брыкаюсь, но потом сдираю с себя мокрое покрывало.
У меня эрекция – и это не просто стояк от эротического сна, а такой, будто кто-то прицепил ко мне коровью автодоилку.
– Ух.
Я начинаю садиться, чтобы пойти в ванную и вытереть спину полотенцем, но тут же кончаю.
Жутко и чудесно, никогда у меня не было такого оргазма. Он все тянется и тянется, касается чего-то такого внутри меня, чего ничто никогда не касалось, но так сильно, что вскоре это становится невыносимо. Есть в нем что-то окончательное – неповторимое, финальная точка в жизни. Когда он начинает спадать, я тихонько всхлипываю и тянусь к промежности. Сюрприз: у меня по-прежнему эрекция – и кожа сухая.
Холодея, понимаю: это не я. Это Рамона! И я испуганно хватаюсь за свой член. Далекий смех.
«Давай, можешь подрочить».
У нее в животе собирается теплый комок удовлетворения.
«Ты же этого очень хочешь, да?» – думает она, облизывая губы и посылая мне вкус спермы; потом я чувствую, как она протягивает руку и накрывает покрывалом лицо мертвого бизнесмена.
Я успеваю добраться до ванной и поднять крышку унитаза, прежде чем сблевать. Желудок ходит ходуном и пытается выбраться через пищевод. Все парни, с которыми я спала, умирали меньше чем за двадцать четыре часа – так она сказала, и теперь я знаю почему. В одном она права: как бы меня ни тошнило, эрекция никуда не делась. Вопреки всему: вопреки ужасу, вопреки тайному чувству вины, – то, что сделала Рамона, принесло мне наслаждение. А теперь я себя неизбывно чувствую виноватым перед Мо, потому что я вообще-то не искал приключений на стороне, – и грязным, потому что это было восхитительно.
Утечка
