надетая на страдающую душу. Нет, она не была оскалом, мама улыбалась искренне, вовсе не вымученно, она действительно была приветлива, но это не имело никакого отношения ни к ее внутренней жизни, ни к ее мыслям.
Я научилась у мамы улыбаться, когда на душе скребут не просто кошки, а целые тигры, когда все внутри сжимается в комочек от унижения, от боли, из-за оскорбленной гордости, а ноги дрожат от желания убежать. Я могла думать и чувствовать все, что угодно, но этого никто и никогда не видел, маска леди надежно укрывала раны моей души от чужих взглядов.
Этому меня научила мама.
И она права, потому что чужая жалость никому еще не помогала, не позволяла справиться с ситуацией, а обида – это просто реакция на бессилие. Если вы обижены, значит, вы просто не придумали ответный шаг или не можете ничего предпринять. Если в эту обиду посвятить других, они вряд ли помогут, зато запомнят вашу слабость, а слабый человек уязвим.
Мое отличие от мамы в том, что за закрытой дверью дома она позволяла себе снимать маску, а я нет. Семейные скандалы моих родителей очень быстро стали предметом обсуждения тех, кто о них знать и не должен бы. В этом мама допустила ошибку, старательно играя роль счастливой супруги перед другими, в доме она позволяла себе эту маску не просто снять, но и давать волю эмоциям. В результате страдали мы с Ли.
Разделение получилось безобразное, мама нас воспитывала, а потому требовала, папа баловал. Мама – это бесконечные «нельзя» и «вы должны», папа – похвалы (не всегда заслуженные) и праздник. Папа хвалил нас перед другими, особенно перед родственниками – Бувье, теперь я понимаю, что хвалил за то, за что хвалить вообще нельзя – не за успехи в школе или поведение, а за красивые глазки, сексуальные (!) губки, за то, что мы хорошенькие. Даже комплименты за умение держаться в седле слышались реже, чем заверения, что у нас будет множество поклонников.
Конечно, такие слова отца, известного своим успехом у женщин, поднимали нашу самооценку, но теперь я понимаю, каких усилий стоило маме внушать нам понимание, что хорошенькая внешность это не все, что она бесполезна без ума, воспитания, без умения держаться аристократично, то есть быть приветливыми, сдержанными и спокойными. Если бы она просто объяснила, почему это важно, а не только требовала, мы бы поняли, но мама предпочитала внушение с позиции силы, что, конечно, вызывало отторжение.
Лишь через много лет, когда мама уже была катастрофически больна, я осознала, что она ревновала нас к отцу, особенно меня. Это мешало оценивать мои успехи и неудачи объективно, малейшее отступление от строгих правил и невыполнение требований безжалостно каралось, а требования были такими, какие предъявляют не каждому взрослому.
Мама хотела, чтобы мы были идеальными, и ее страшно раздражало мое упорство в нежелании признавать, что она права во всем, а вот отец… «Боже мой, этот ловелас даже не создал новую семью! Конечно, кто же за такого выйдет замуж?!»
Хотелось
