схищения застревает комок.
Неподалеку лес, и запах смолистых сосен манит пройтись по тенистым тропинкам.
А еще Он, кажется, начинает припоминать: здесь рядом находится озеро с прозрачно-хрустальной водой, в которой легко можно разглядеть темные спинки шустрых, шмыгающих рыбок.
Если бы у Него только была возможность почувствовать всей кожей летний жар, а потом броситься в прохладную воду!
Если бы Он мог пройтись по зеленой траве… Да что там – просто глоток воды, один-единственный; Он помнит это удовольствие; напиться бы ключевой водички…
Но ничего из всех этих затей не получится. Ведь Он уже давно умер.
Смерть Его оказалась долгой и мучительной.
Парни, прицепившиеся к Нему в ресторане, сначала ловко затолкали Его в машину, потом привезли сюда, на окраину города. Связав руки и ноги, они швырнули Его на землю и долго впечатывали рифленые подошвы ботинок в Его живот. Потом по лицу потек бензин. Если бы не вонючий кляп во рту, Он стал бы умолять не делать этого – но у Него была возможность только жалобно мычать. Изнемогающий от страха, Он скорее предугадал, чем действительно услышал щелчок зажигалки, – и пламя закипело на Его теле, наполняя все вокруг тошнотворным запахом паленого мяса.
Его кровь пузырилась и запекалась бесконечно долго. Его кожа лопалась веки вечные.
Он весь стал головешкой, в Нем не осталось ничего, кроме дичайшей боли, – но все-таки Он еще был, еще жил.
Истязавшие Его подонки вырыли яму.
Сначала Он не чувствовал, как на Его обгоревшее тело сыплется песок. Просто видел: песчаные струи быстро наполняют могилу. Потом хлестнул новый резкий приступ боли – когда вместо воздуха пришлось вдыхать песок, и ничего не было, кроме этого сыроватого, перемешанного с глиной песка.
А потом боль исчезла, и Он тоже исчез.
Ничего не произошло.
Никаких бабушек-дедушек и прочих родственников, и даже Его любимая овчарка Дина проигнорировала Его гибель (когда она умерла, Он почему-то думал, что после Его смерти Дина обязательно найдет Его, ведь она была самой верной собакой в мире и никогда не бросала своего хозяина). В общем, собаки не было. Он не видел потока светлого тепла или тоннеля, наполненного свечением (такие штуки вроде любят описывать те, кто побывал в состоянии клинической смерти). Бог тоже не почтил Его своим присутствием (а вот это Его как раз-таки не удивило, всегда подозревал, что религия – сплошное надувательство).
Просто Он выключился, жизнь выключилась, все исчезло.
До тех пор пока не вспыхнул свет и ковш экскаватора не вырыл Его кости из ссохшегося кома глины.
Сначала Он вспоминал, кто Он и почему оказался в этой убогой тайной могиле. Потом очень сокрушался, что умер и Ему больше недоступно ничего из того, что было легко возможно при жизни. А Он, какая досада, не обращал внимания на те сокровища, которыми владел!
Затем Он понял, что хочет увидеть близких и родных людей.
Естественно, Ему не терпелось отомстить за свою смерть. И Он четко знал, что обязательно это сделает…
Глава 1
1897 год, Лондон
Джером[1] так красив! У него белая, молочная кожа, и светлые шелковистые волосы, и длинные темные ресницы, рисующие на нежной щеке тонкую тень.
Алистер осторожно стаскивает шелковое одеяло, прикрывающее мускулистое тело безмятежно спящего Джерома, и улыбается.
Такой красивый, такой соблазнительный, самый лучший – и этот мужчина принадлежит только ему. Невероятно!
…Алистер обратил на него внимание сразу же, едва только приехал в Тринити-колледж.
Студенты, с которыми предстояло учиться, разочаровали Кроули. Они мало читали, много хвастались, плохо играли в шахматы. Вид их самоуверенных прыщавых лиц настолько отбивал аппетит, что Алистер не смог обедать в общем столовом зале и просил слугу принести кушанья в его комнату[2].
Когда отчаяние, вызванное одиночеством и непониманием, почти убило у Алистера надежду встретить родственную душу – он вдруг увидел Джерома. Поллит был на четыре года старше, превосходно играл в гольф, виртуозно выступал в женских ролях в студенческом театре. Его взгляд, улыбка, шутливые ремарки – все выдавало в нем человека, отличающегося от серой студенческой массы, сонной и унылой.
«Какая яркая личность! – пронеслось у Алистера в голове, когда он после спектакля зашел в гримерку Джерома, чтобы выразить искреннее восхищение его игрой. – Безумно притягательное лицо, порочное и невинное одновременно. Почему мне так
Герберт Чарлз Джером Поллит, один из первых любовников Кроули.
Кроули от отца досталось значительное состояние. В Тринити-колледже к услугам состоятельных студентов были слуги, которые доставляли белье в прачечную, занимались уборкой и т. д.
