перестал есть и со страхом поглядел на отца.
– Пошто ж бабунька за них стоит? – спросил он растерянно.
– Бабунька твоя, – молвил великий князь, – дел не разумея, как и ты вот, по доброте своей им норовит. Ты же лишь отцу верь и ведай: братья мои против нас с тобой. Они Москву у нас отнять хотят, как Шемяка у деда твоего отымал и со злобы ослепил его. Ты у бабки о сем разведай, пусть она скажет тобе, сколь ей и нам, тогда еще детям, слез и муки было.
– Как же сие можно? – взволнованно прошептал княжич. – Бабунька сказывает, братья тобе верой-правдой служат.
Иван Васильевич не ответил сыну на эти вопросы, но, помолчав, продолжал:
– О том, что днесь услышишь от меня и дьяков моих, никому не сказывай, дабы нам с тобой худа не было. – Опять помолчал великий князь и добавил: – После завтраку по приказу моему приедут сюда дьяки. Ты же слушай и разумей, ибо скажут они, какое зло мыслят братья мои против нас.
В дверь постучали. Дворецкий Данила Константинович ввел к великому князю дьяков – старика Бородатого и Курицына.
Помолясь на образа и поздоровавшись с государем, дьяки сели на указанное им место.
Помолчав, великий князь молвил с легким волнением:
– Ныне хочу яз, дабы и сын мой и соправитель в делах наших разумение имел. Сказывайте при нем, какое зло против нас тайно мыслят новгородцы и как братья мои им норовят…
Первым поднялся с места старик Степан Тимофеевич. Государь знаком повелел ему докладывать сидя и добавил:
– Думу яз думаю с вами, а не послов принимаю.
– Доведу тобе, государь, – начал Бородатый, усаживаясь на свое место, – что неспроста со владыкой Феофилом такие два посадника пришли, как Лестар Самсоныч да Лука Федорыч. Из господы же новгородской тоже бояр много, и посадники старые, и тысяцкие. Обоз с дарами не токмо тобе и митрополиту, а и братьям твоим пришел. Повестили меня о том доброхоты наши новгородские, из тех, что во владычном поезде есть.
– Что ж тобе ведомо? – нетерпеливо спросил великий князь, недовольный длинной речью.
– Главные посадники, государь, – продолжал дьяк, – были тайно у братьев твоих, ласкали, дарили их, особенно князя Андрея большого, дабы против тебя опору Новугороду найтить. Ведает господа про корысть их и зависть к тобе.
– А братья? – перебил дьяка Иван Васильевич.
– Дары принимали с радостью, чтили новгородцев вельми, особливо князь Андрей. Были у братьев твоих и монахи некои от ближних владыки Феофила, а пошто – мне не ведомо, но мыслю – сговор против тобя.
Иван Васильевич быстро обернулся к сыну и спросил:
– Разумеешь, что дьяк-то баит?
– Разумею, государь-батюшка, – с трепетом ответил княжич, – зла хотят нам новгородцы-то, братья же твои…
Княжич оборвал
