Смолвуд, были готовы рискнуть своей репутацией ради одного поцелуя.
И тут герцог ткнулся лбом в ее новые очки.
Аннабелл заморгала и на миг растерялась от неожиданно возникшей пелены на линзах. Какая еще метафора ее замутненного сознания могла быть более красноречивой? Господь посылает ей знак. Божественная пощечина!
– Дай-ка я их сниму, – тихо сказал герцог, берясь за дужки.
– Нет. – Почему-то Аннабелл показалось, что если она позволит ему это сделать, он попросит ее снять и другие вещи. Лучше не подвергать себя такому суровому испытанию.
– Мне кажется, – Аннабелл отступила на шаг назад, – мне пора. – Сняла очки, осторожно протерла их передником и снова надела. Сердце по-прежнему отчаянно колотилось, но когда она водрузила очки на нос, простое движение помогло ей собраться.
О Господи! Благодаря этой сцене его мнение о ней станет еще хуже. Вероятно, в глазах его светлости она из вымогательницы превратится в вымогательницу, лишенную морали. А это уже чересчур!
Хантфорд потянулся к ней, но вдруг резко остановился.
– Аннабелл, э… мисс Ханикоут, я должен извиниться за свой поступок.
Она покачала головой. Если его светлость и сделал что-то выходящее за рамки приличий, то она – тоже. От его извинения ей не станет легче.
Герцог подошел вплотную к Аннабелл, приложил ладонь к ее щеке, заставив тем самым посмотреть себе в глаза.
– Я прошу прощения за то, что поставил вас в неловкое положение. Но не за то, что поцеловал вас.
О! Такие заявления были для нее непривычны, поэтому Аннабелл попыталась вспомнить, что обычно говорила Дафна своим поклонникам в такой ситуации.
– Я… Мне льстит ваше внимание. На самом деле. Однако я должна идти. И пусть это останется между нами, – сказала она решительно. – Уверена, что очки обошлись вам недешево. Я пока не знаю, как и когда сумею расплатиться за них, но сделаю это обязательно. – Единственное, что она умела делать, это шить платья. – Может, у вас есть еще родственницы, которым нужен новый гардероб?
– У меня имеется четырнадцать чудесных тетушек в возрасте от пятидесяти девяти до восьмидесяти двух лет.
Она поморгала, удивляясь тому, как дорого стоили очки.
– Вы шутите?
Герцог усмехнулся в ответ. Конечно, он дразнил ее. Аннабелл вздохнула с облегчением.
Усмешка пропала, он нахмурился, и его черные брови сошлись на переносице.
– Вы ничего не должны мне за очки. Ведь старые сломал я.
Аннабелл приподняла брови, чтобы дать ему понять, что заметила ошибку в его логических построениях. А именно: он никогда бы не наступил на ее очки, если бы она не написала то гадкое письмо.
Резко выдохнув, Аннабелл попыталась восстановить видимость респектабельности – оглядела юбки, заправила пряди волос за уши, при этом стараясь не замечать изумленного взгляда герцога.
