они ведь сражались с самого рассвета. И потом, нужно было отдать последнюю почесть телу погибшего короля, которое лежало, накрытое знаменем Байерна, рядом с трупом павшего коня.
Взгляд Джерика остановился на теле отца. Лицо принца напряглось, и он вдруг стал похож на короля, а не на озабоченного супруга. Джерик попросил Рейзо и Финна отвести Изи в лагерь к женщинам, а потом взмахнул мечом и закричал, глядя вниз:
– Воины Байерна, вы победили! Но это лишь первое сражение в войне, так что держитесь вместе и помогите раненым! Я, Джерик-Синах, сын Джерарда, король Байерна, заявляю, что этот день не закончится, пока каждый акр нашей земли не очистится от тирианцев!
– Сколько же тогда протянется этот день? – спросила Энна.
– Наверное, целую вечность. – Джерик расправил плечи и стал спускаться с холма.
Энна помчалась на поле битвы. Небо потемнело, послышался гром, и хлынувший дождь показался очень кстати. Капли стучали по обгоревшим трупам, и от них поднимались дымки. Раненые стонали и плакали. Широколицые воины Байерна пробирались между телами, нанося последние удары смертельно раненным тирианцам. Энна отвела взгляд.
– Лейфер! – позвала она громко, заставляя себя верить, что он где-то неподалеку и сможет ответить на ее зов.
«Лейфер пылает, – сказала Изи. – То есть не горит в буквальном смысле, но как будто пылает…»
Энна нашла брата слишком быстро, еще не успев подготовиться, еще до того, как позволила себе подумать: «Лейфер погиб сегодня…»
Она узнала его длинное тощее тело, вечно развязанные шнурки башмаков, край его рубахи… а больше там нечего было узнавать. Казалось, Лейфер выгорел изнутри, потому что его тело выглядело куда хуже, чем одежда. Кожа обуглилась и высохла, – это явно была не такая быстрая смерть, какая досталась другим, задохнувшимся в дыму или сгоревшим в одно мгновение: их кожа была либо красной, либо черной, либо вообще отсутствовала. Лейфер, должно быть, горел медленно, постепенно, как кабан над костром…
Энна опустилась на колени рядом с братом, проклиная себя за то, что не смогла его остановить. Да, он должен был выиграть битву, напомнила она себе, но это ее не утешило. Энна не понимала, что заставило Лейфера испускать огонь, делать его все мощнее, пока он сам не лишился жизни. Но она знала, что теперь брат никогда уже не завяжет шнурки башмаков, никогда не будет чистить грецкие орехи, никогда не отведет волосы со лба… Он никогда не женится на лесной девушке. Он никогда больше не будет дышать. Энна положила ладонь на грудь брата. Грудь была еще теплой, но не от тлеющей там жизни.
Энна подняла лицо к небу и закричала. Это она виновата. Она не помешала ему зажечь огонь на поле боя и, чтобы отвлечь тирианцев, сделала вид, что это она сама – огненная ведьма… а лучше бы она бросилась к брату и остановила его.
Убирая руку с тела брата, Энна вдруг задела что-то длинное и круглое. Пергамент, свернутый в трубку.
Энна выдернула пергамент из-под рубахи брата. Промасленная ткань, в которую он был завернут, почернела и нагрелась,
