из другого мира, параллельного вашему; уф, ну и бред, извините. Да, давайте подогреем.
– Из будущего, что ли?
– Нет, просто параллельного, – Кай сначала почему-то рассказал о вечеринке у группы братьев де Вильде, потом о магазине мамы Венеры, потом о городе – как из него уходят люди, словно река мелеет; Джастин слушала внимательно, будто в мире скоро не будет книг, и надо их запоминать, и вот сейчас ей читают на запоминание Шекспира или самого Брэдбери; чай они подогрели, Джастин вытащила печенье – в виде ракушек, хрустящие, желтые, внутри вместо жемчуга – черничный джем, и шоколадку – черную, жирную, бельгийскую, в грубой серой бумаге, для ценителей.
– Венера – кто это? – и Кай понял, что она не просто верит, она понимает – как всегда, чудесная Джастин, лучший друг на свете…
– Девушка, которую я люблю, – и Кай рассказал о ночи, когда родился их мальчик, Руди, – в настоящий снежный ураган; словно мир сопротивлялся Руди, словно Руди – будущий великий Темный; они еле-еле дождались скорой; на дорогах были пробки; и Венера держала Кая за руку и пела тихо одну и ту же песенку: «Летит Жозефина в крылатой машине»; и совсем не кричала, не сжимала до крови, просто бесконечные остановки, удары ветра в стены машины и тихий голос; у Кая кружилась голова: Венера рожает их ребенка; год назад он и вообразить себе такого не мог – лишь бы услышать ее голос в трубке телефона: «а, Кай, привет, тут Джастин попросила Elastica, можно? мы наглые, наверное, прости, с нас хорошее вино…»; а потом ее увезли в больницу, он думал, ему не хватит пачки «Честерфилда»; но медсестра вышла буквально через минуту и сказала, улыбаясь: «у вас сын»; и его пустили к ним – к ним: Венера лежала в своей одежде, ее даже переодеть не успели, только простынь накинули; ни крови, ни запаха лекарств, а только ее запах – нероли, иланг-иланг – и что-то маленькое; «это оно?» «ага»; и они начали тихо смеяться и трогать Руди за лапки.
– А утром мир был белый-белый, снега намело до третьего этажа, Венера поднесла Руди к окну и сказала: «смотри, как красиво, правда, Руди? еще никто не приходил в такой чистый мир»; и мы назвали его Руди – «Ледяная Дева» Андерсена, – Кай задохнулся, ужас: «а вдруг я их больше не увижу?» – забился в нем со скоростью сто ударов в секунду. Джастин поймала его за руку, будто он собирался спрыгнуть: «все в порядке, слышишь, Кай, ведь меня ты нашел, и ее найдешь или вернешься к ней»; и Кай почувствовал: невероятно, он в другом мире, но Джастин ему верит, чужая, другая Джастин, которая рассталась с Люэсом и любит Габриэля, и играет в девчачьем бэнде, – и Кай увидел, как миры переливаются во Вселенной: синим, черным, розовым; и переплетаются друг с другом, и ступени тянутся, как нити, и двери открываются от одного ключа – от любви, и зажигается фонарь на вершине Темной Башни, будто кто-то решил при его свете почитать хорошую книгу на ночь – «Маятник Фуко», атлас дорог…
– Расскажи, какая она? Красивая, странная?
– Она… она любит старинные платья. Длинные, с фижмами, шлейфами, кринолинами, жабо и прочими немыслимыми в эпоху Леви-Стросса вещами. Ей шила их с детства
