и неуважение; Макс пообещал молиться, несмотря на запрет. Но не молился. Он не любил молитву перед едой: в маленькой столовой напротив его места, над камином, висело распятие, старинное, времен Столетней войны, его могли касаться уста самого Рене Дюрана де Моранжа; ценность вещи была запредельная, но Макс распятие ненавидел – оно казалось страшным. Лицо Христа все в слезах, руки и ноги в крови – «редкая выразительность, тонкая работа», – написано в энциклопедиях, а Макс не мог смотреть на «это» и есть. Врач из городка при одной Максовой простуде заметил, что мальчик что-то уж очень худой, скулы как лезвия, «на ребрах можно вальс играть, как на ксилофоне», – сказал мимоходом жене, так и пошла сплетня, что Дюраны разоряются. Макс тем временем пользовался тем, что болен, ел только то, что ему нравилось: соленую селедку в растительном масле с паприкой, черный хлеб с орехами, блины с грибами в сливках; и все это за книгой; и на кухне, где тепло, даже жарко; тут же чайник, можно подлить кипятку; а кухарка, и дворецкий, и горничные совсем не обращают на него внимания, ругаются, и смеются, и подпевают, делают громче радио, «Belle» из мюзикла «Нотр-Дам де Пари», а если заметят – научат что-нибудь готовить: «Цезарь» или маринованную утку с дыней; так и повелось – Макс читает за едой. Тогда он чуть-чуть поправился, округлился, бабушка поняла, что его уже не отучить: ее сын, муж, отец тоже читали за едой, видно, это очередное загадочное, в генах… А о распятии бабушка даже не думала. Дюраны де Моранжа были слугами господними, религия не подлежала обсуждению: каждый день месса, в воскресенье – две, причастие, исповедь, Розарий три раза в день, часослов всегда под рукой. О Боге на кухне или у камина не беседовали, за Бога воевали, Богу молились, в Бога верили. Все остальное – блажь и небыль. Макс это усвоил, как правила этикета, как рецепт карпаччо, как грамоту и счет.
Читать Макс любил больше Бога. Он знал это о себе, но никому не говорил, да и кому скажешь – священнику, что ли: «Вы знаете, я боюсь Бога, Бог меня пугает, это из-за распятия у нас в маленькой столовой, наверное; от мук Господа я в ужасе; какой смысл был в этом ритуале? Искупление грехов человеческих? Но зачем было эти грехи расставлять, как ловушку? Начиная с яблока… Это какая-то хитрая шахматная партия, в которой Бог всегда выигрывает: сначала делает нас грешными, потом этот грех искупает Христос, которого мы же и распяли – и опять проиграли…» Макс не чувствовал себя плохим от этих мыслей, он просто знал, что мысли эти бессмысленны, потому что Бог действительно всегда выигрывает: Макс подумает-подумает, а потом умрет, а Бог будет всегда… И говорил священнику всякую чушь, из-за которой переживал: книги захватывают его, околдовывают, уносят в странные миры, и сам он иногда пишет нечто, о дьяволе, луне и окнах, а еще он наорал на одну горничную, и еще надерзил бабушке и учительнице по математике, и не помог садовнику, хотя из окна видел, как тот постарел и как ему тяжело с газоном… Священник слушал и думал, что это самый странный мальчик на свете; Евгения Дюран де
