моей кареты стоя.Было все в речах его:
И сомненье, и томленье,
Стон печали, страсти зов –
Рвущийся из сердца в сердце
Слов стремительный поток.
Скифией ушла из дому –
Троей я пришла домой.
Вспомни молодость, Кинтана,
Вспомни все – и все поймешь.
Глаз в ту ночь я не сомкнула –
Мнилось мне, на небосвод
никогда не выйдет солнце
В ореоле золотом.
С синевою под глазами
Встала я; молчал наш дом,
Погруженный в сон глубокий;
Дверь открыла на балкон,
Обмерла и задрожала:
Ждал внизу, недвижный, он.
На меня с тех пор осаду,
Как на крепость, он повел:
Ночью музыка звучала,
Письма приходили днем.
Письма, музыка, подарки…
Но расплаты час пришел:
Двух лишь месяцев достало –
Пала крепость, враг пленен,
Сломлено сопротивленье,
Выигран неравный бой
Дон Мартином де Гусманом.
(Это он, Кинтана, он,
Ты его, конечно, знаешь.)
Сколько было страстных слов,
Сколько было нежных жалоб!
Клятвы расточал, как мот,
Исполнял он их, как скряга.
Пролетели дни стрелой,
Все узнал отец Мартина,
И тогда-то грянул гром,
И гроза разбушевалась
Над моею головой.
Знаменит мой род старинный,
Но, к несчастью, разорен,
А старик ценить умеет
Только золото одно.
В одряхлевшем сердце алчность,
Как змея, свилась в клубок.
Не хотел он, чтоб женился
Сын его, Мартин, на той,
Что семидесяти тысяч
За собой не принесет.
В это время от дон Педро
Получает он письмо:
Тот, старинной дружбой движим,
Прочит за Мартина дочь.
«Да» – сказать старик боится,
«Нет» – сказать ему невмочь:
Вдруг, измену обнаружив,
В суд подам я на того,
Кто нарушил слово чести,
Грех Мартина, свой позор
Захочу предать огласке!
Как тут поступить? И вот
Дон Андрес изобретает
Хитроумнейшую ложь,
Чтобы сбить меня со следа:
Сына шлет в Мадрид тайком;
Нет отныне дон Мартина,
Есть дон Хиль де Альборнос.
А отцу Инес, дон Педро,
Пишет старый лис письмо,
Что связал себя с Хуаной
Де Солис его сынок –
Незавидною невестой,
Без дублона за душой.
Но уж если так безумен
Легкомысленный щенок,
Вместо сына посылает
Он дон Хиля. Этот дон
Родовит, богат, приятен,
Молод и хорош собой.
Жадностью к деньгам научен,
Дон Андрес расчислил все.
Сын покорно согласился…
Не простясь, уехал он,
И сейчас же в это сердце
Подозрение впилось,
Многоглазое, как Аргус,
И, как рысь перед
