почти пришли, – крашеная кивнула на подъезд с сидящими на лавке бабушками. – Давай так, сначала ты зайдешь, а чуть погодя – я. На третьем этаже ждать будешь. А то, сам видишь, комсомольско-пенсионерский патруль. Управдом – друг человека!
Девчонка кивнула на бабок и выругалась.
– Да не бойся, не кину. Бабки-то все у тебя.
Подъезд оказался вполне обычным, разрисованным. «Леха дурак», «Катя Л плюс Миша К равно любовь», «ABBA», «Високосное лето», «Аракс»… А на площадке-то – все двери обычные! Фанерные, ни одной железной. Ну, беднота-а-а…
Крашеная не обманула, явилась почти сразу, и пары минут не прошло. Вытащила из сумочки ключи, открыла.
– Проходи. Вон, на диване располагайся, телевизор включай. А я в лабаз, мигом! Да! Тугрики-то давай.
Леонид молча вывалил в подставленные ладони «фантики» и мелочь. Девчонка радостно улыбнулась:
– Ну, жди!
Ушла, хлопнув дверью. Хм… даже не заперла.
Оставшись в одиночестве, Арцыбашев с удивлением осматривал «хрущобу». Обычная однокомнатная квартирка, явно съемная. Древняя, но вполне еще крепкая мебель, убогие обои в мелкий цветочек, в красном углу старинный – на черных ножках! – телевизор «Рекорд». На стене большой календарь с портретом молодой Аллы Пугачевой, почему-то на 1981 год, рядом с ним – такой же календарь, но англоязычный, глянцевый, с изображением собора Василия Блаженного и надписью «Олимпиада-80». Далась, блин, им эта олимпиада! Вокруг календарей веером располагались мелкие черно-белые фотографии и картинки. Культовая шведская группа «АББА», ансамбль «Верасы», еще какие-то парни с гитарами и в клешах… ага! А вот и портрет хозяйки. На море, в купальнике. Тут она еще брюнетка. А фигурка-то – да-а-а-а… И на вид – лет восемнадцать. Интересно, сколько ей сейчас?
– Любуешься?
Леонид вздрогнул – слишком уж незаметно девчонка вошла. Ну да, скинула в прихожей туфли, босиком… а ножки… ах, ножки…
– Тебя как зовут, кстати?
– Леонид. Лёня… А вас?
Крашеная засмеялась:
– Лена я… Некоторые Еленой Прекрасной кличут, а иные – Элен.
– А вам самой-то как больше нравится?
– Да все равно. Слушай, ты чего выкаешь-то? Ах, да, на брудершафт не пили… Ну, так открывай.
Наскоро сделав бутерброды с вареной докторской колбасой, Лена достала из старинного буфета рюмки, придвинула к дивану журнальный столик. Лёня разлил коньяк. Выпили.
Хороший коньячок оказался, хоть и грузинский. Забористый, душистый. Такой ж, как и последовавший за ним поцелуй…
А дальше ж произошло то, что и должно было произойти, ради чего Арцыбашев сюда и явился. Погладив крашеную по бедру, молодой человек обнял ее, поласкал ладонями спинку, запустив руки под блузку… потом добрался до пуговиц… расстегнул лифчик…
Юбку и трусики Лена сняла сама – умело и быстро. Уселась сверху, расстегнула ремень…
Она оказалась страстной
