красная цена этой дряни – трешка. Та еще оторвила! И ты тоже прелесть. Нашла кому подарки дарить. Он тебе много дарил?
– Духи. Пластинки. Цветы таскал. Летом, когда дешевые.
– Вот разве что духи… Если ты их еще не все на себя вылила, давай махнемся?
– А что ты предлагаешь?
– А что хочешь. Можешь распотрошить всю мою косметичку.
Кузина сделала это предложение грубовато и бесшабашно, но в том-то и заключалась истинная деликатность. Она знала мою натуру. Вполне могло статься, что, невзирая на сегодняшнее самоуверенное «закрыли тему», через месяц я засела бы на подоконнике с флаконом в кулаке, нюхая остатки духов и круглосуточно ожидая телефонного звонка. Я не сомневалась, что а ближайшем будущем из комнаты безвестно исчезнут и пластинки, и глиняный чертик, и фотография Бориса.
Но на предложение насчет духов я сегодня могла ответить просто великолепно.
– Если они тебе нужны, выуживай их из кухонного мусорника!
– Ты мне нравишься! – объявила Кузина, пошла на кухню и выудила-таки флакон из мусорника.
А я думала, как же это оно все так получилось.
Борис ведь не сказал ни одного грубого слова, Впрочем, и ласкового не сказал. Как мне удалось завестись, я не понимала. И что такое было в его взгляде, в повороте головы, в движении губ, от чего я сорвалась с кресла и кинулась распахивать окно, я уже не понимала, К тому же, прежде чем понять, нужно было все вспомнить. А именно этот момент и вывалился у меня из памяти. Я напрочь забыла, какие слова сказала Борису, прежде чем хвататься за жилет, журнал и прочее.
Кузина сдержала слово – вывернула передо мной на стол всю косметичку. И это был подвиг – у всякой уважающей себя женщины в походной косметичке все подобрано по цвету и запаху, и восполнить прореху не так-то просто.
– Оставь, – понимая это, сказала я. – Я тебе дарю эти духи. Мне теперь не до косметики.
– А что еще случилось? – вдруг сообразила Кузина. – Выкладывай. Соседи?
Я не удивилась. Мы с ней чувствовали друг друга. Кузина через весь город уловила мое сегодняшнее состояние и приехала.
– Почище. Угрозыск!
– Ты кого-то пришибла Борисовыми башмаками? – развеселилась Кузина. – Или Бориса в подворотне хватил инфаркт?
Я коротко, но довольно ядовито рассказала ей про визит Званцева.
Кузина возмутилась;
– Посылают же болванов! Трудно, что ли, понять, что женщина на грани истерики?
– С чего ты взяла, что я была на грани истерики?
Это было уже лишнее. При Кузине я всегда держалась стойко, и возможная истерика – не ее ума дело.
– А разве это было не так? Разве ты после того, как твой растреклятый Борис смылся, не уселась на подоконник и не таращилась всю оставшуюся ночь на кавардак во дворе? Ох, попался бы мне этот индюк Званцев! Я бы объяснила ему, кто он такой!
– Ты что, знакома с этим Званцевым? – изумилась я.
– С
