дворянам в кормление, были ими по-тихому приватизированы. И когда пришла пора освобождать помещичьих крестьян, выяснилось, что земли-то для них нет. Порасхватали… Да и рабов отдавать за здорово живешь господам помещикам тоже было жалко.
Давно прошли те времена, когда Иван Грозный за непослушание рубил боярам головы. Прошли и те времена, когда Петр им бороды резал. Нынешним царям с дворянством спорить не приходилось. Пусть сословие и выродилось к тому времени до предела, однако опереться в государственной деятельности монарх мог только на него. Дворянство являлось, по сути, единственным образованным сословием в России, и подрывать основы его благополучия было чревато – от заговоров и саботажей до внезапно приключившегося с венценосцем удара… табакеркой по голове.
Иоанн Грозный перед тем, как заниматься реформами, создал себе новую опору, но у Романовых и с этим не заладилось. Дворянство хоть и выродилось, однако крепко-накрепко обсело все мало-мальски значимые должности в державе, а буде кто из низов прорвется, так его быстренько тоже награждали дворянством, причисляя, так сказать, к сонму…
К отмене крепостного права подбирались еще Павел I и Александр I. Павел в 1797 году издал манифест о трехдневной барщине, который хоть и не выполнялся, однако обозначал намерения. Александр же, когда в 1820 году с ним заговорили о необходимости коренных преобразований в государстве, честно ответил: «Некем взять!» При Николае I создано было больше десятка комиссий – и ни одна не достигла успеха, да и не могла достичь, поскольку государством-то по-прежнему управляли помещики – у кого из сановников не было пары тысяч крепостных душ? Единственное достижение за все это время – число помещичьих крестьян все же изрядно уменьшилось – до 35 % земледельческого населения, что несколько облегчило реформу.
Строго говоря, к тому времени и реформировать-то уже было нечего. Две трети имений и две трети крепостных заложены-перезаложены, всего-то и дела, что начать взыскивать долги. Но и этот план натолкнулся все на то же неприятие правящего слоя. Единственное, что устроило бы помещиков, – это сохранение рабства, да еще душ прирезать за счет государственных крестьян, а то лежит добро без пригляду…
Однако и рост народного недовольства не давал власти расслабляться. Добро бы оборзевшую помещицу обидели действием (может, ее проезжий офицер обидел, а она на мужиков валит, чтобы объяснить, почему без мужа беременна), а то ведь и усадьбы жгли, всяко бывало… Александр II, вступив на трон, открытым текстом заявил на приеме у предводителя московского дворянства: «Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться, пока оно само собой начнет отменяться снизу». Перед призраком всероссийской пугачевщины дрогнули и дворяне.
Помня о прежних попытках, подготовку реформы царь поручил комитету, составленному из крупных помещиков-крепостников, исключив тем самым возможность саботажа. Реформа состоялась – но себя помещики не обидели до такой степени, что крестьяне долго были уверены: «баре» спрятали настоящий манифест и разослали по стране подложный.
