француз лишь слегка поклонился, будто бы мой друг произнес нечто само собой разумеющееся.
– Однако, – продолжил Холмс, – не кажется ли вам странным, что при столь богатом выборе изысканных вин незнакомец так ничего и не выпил?
– Неужели? Как же так! – воскликнул месье Фонтэн.
– Взгляните сами, – развел руками Холмс, – бокал незнакомца чист: ни следов, ни запаха вина.
– Так он трезвенник или просто ханжа?
– Не исключено. Может, это важная деталь, может, и нет, но я должен был обратить на это внимание раньше. – Холмс взял в руки одну из креманок для десерта: – Что вы скажете об этих сливовых косточках, Уотсон?
– А что тут можно сказать? – пожал плечами я, заглянув в креманку. – Косточки как косточки.
– Не кажется ли вам, что одни косточки отличаются по форме от других?
– Что ж, теперь, когда вы обратили на это мое внимание, да, вижу. Возможно, сливы были разных сортов.
– Интересно, – задумчиво произнес Холмс. Сунув в карман одну из косточек, он повернулся к Фонтэну: – Вы понимаете, друг мой, что нам надо поставить в известность полицию?
– Да, конечно, – обреченно кивнул ресторатор.
– Вы можете сделать это сами?
– Oui d’accord[7], я об это позабочусь, – вздохнул Фонтэн и направился к выходу.
Несколько мгновений Холмс молча смотрел на меня и наконец произнес:
– Слушайте, старина, с одной стороны, я на дух не переношу инспектора Бредстрита, а с другой – мне надо кое-что выяснить. Вам придется остаться здесь, дождаться полиции и обо всем рассказать инспектору. Передайте мои искренние извинения месье Фонтэну. С вами мы увидимся позже, дома, на Бейкер-стрит.
– Хорошо, – кивнул я.
Холмс быстрым шагом вышел, оставив меня наедине с телом Иеремии Брентвуда.
Через некоторое время явился Бредстрит, и мы с месье Фонтэном рассказали ему о случившемся. Инспектор быстро осмотрел бутылки и задал несколько вопросов. Насколько я мог судить, он был вполне готов принять версию о сердечном приступе, спровоцированном чрезмерными возлияниями.
Покойного увезли в морг, вынеся тело через черный ход по настоянию месье Фонтэна. Я передал ресторатору извинения Холмса и заверил, что мой друг непременно свяжется с ним лично.
Признаться, я покинул ресторан не без облегчения. Поскольку работы в тот день у меня не было, я решил прогуляться по расположенному поблизости Риджентс-парку.
Дымка, что окутывала поутру Лондон, рассеялась, и теперь аллеи парка заливало яркое солнце, просачивающееся через густую листву деревьев. Щебетание птиц и вид гуляющих с детьми нянюшек достаточно быстро вернули мне душевный покой, и я в приподнятом настроении отправился на Бейкер-стрит, собираясь отобедать дома.
Холмс появился затемно. Тяжело ступая, он повалился
Да, согласен (
