известные Балагуру. В Схроне угрозу, которую представляет человек, ты должен оценивать мгновенно. Оценивать и не зевать.
Солдат, скорее всего, принявший участие не в одной битве, судя по шрамам и тому выражению лица и глаз, с каким он расхаживает в ожидании. Не спокоен, но сдержан. Бежать не бросится и голову не потеряет. Не часто встречаются такие люди – умеющие сохранять голову, когда случается непредвиденное. На левом запястье шрам, который, если взглянуть под определенным углом, похож на семерку.
Семь нынче хорошая цифра.
– Ничего не говорят. Это кости.
– Зачем же ты тогда их бросаешь?
– Это кости. Что с ними еще делать?
Балагур закрыл глаза, сжал кости в кулаке, приложил, ощущая в ладони их тепло и закругленные грани, кулак к лицу. Что собираются они открыть ему сейчас, какие цифры выпустить на свободу? Снова шесть и один?.. Он вздрогнул от возбуждения. Шансы выбросить шесть и один в третий раз – один к тремстам двадцати четырем. Триста двадцать четыре – число камер в Схроне. Добрый знак.
– Идут, – шепнул северянин.
Их было четверо. Трое мужчин и шлюха. Слух Балагура уловил звяканье ее ночного колокольчика, смех кого-то из мужчин. Все пьяные, бредут по темному переулку, шатаясь.
Кости подождут.
Вздохнув, он бережно завернул их в мягкий платок, сложил его в несколько раз и спрятал глубоко во тьму надежного внутреннего кармана. Хотелось бы ему самому быть спрятанным в глубокой надежной тьме, но чего нет, того нет. Назад не вернуться.
Встав, он стряхнул с колен дорожную пыль.
– Каков план? – спросил Трясучка.
Балагур пожал плечами:
– Шесть и один.
Накинул капюшон, сгорбился, сунув руки в карманы, и двинулся вперед.
Компания вошла в пятно света, падавшего из окна на верхнем этаже. Из тьмы выплыли четыре балаганных рыла, искаженные хмельным весельем. Дряблое лицо толстяка посередине, с маленькими колючими глазками и злобной ухмылкой. Размалеванное – женщины, ковыляющей рядом на высоких каблуках. Тощее и бородатое – мужчины слева. Бледное, с выступившими от смеха слезами на глазах – мужчины справа.
– И что потом? – вопросил, утирая слезы, последний, гораздо громче, чем требовалось.
– А ты как думаешь? Пинал его, пока он не обделался. – Снова раздался гогот. Басу толстяка вторил контрапунктом женский фальцет. – Герцогу Орсо, сказал я, нравятся люди, которые говорят «да». И ты, лживый…
– Гобба? – спросил Балагур.
Тот резко повернул голову, улыбка сползла с дряблого лица. Балагур остановился. От того места, где бросал кости, он сделал сорок один шаг. Шесть и один – семь. Семью шесть – сорок два. Один долой…
– Ты кто? – рыкнул Гобба.
– Шесть и один.
– Что? – Смешливый, шедший справа, попытался отпихнуть Балагура пьяной рукой. – Проваливай,
