когда их только-только выучили грамоте и все читали, заикаясь и запинаясь, Клесх, слушая разноголосый гул, вдруг обратился из всех выучей именно к Лесане.
– Иди сюда.
Она подошла, предчувствуя беду, и не ошиблась.
– Читай.
Он лениво ткнул пальцем в пергамент.
– Громко.
– Бе…ре…мен…ность у жен…щин лег…че все…го дос…ти…га…ется на че…тыр…над…ца…тый день… с на…ча…ла ре…гул.
От усилия и боязни ударить в грязь лицом у нее на лбу высыпал пот. Лесана, по чести сказать, даже не поняла, что именно прочла.
– Повтори.
Она пошевелила губами, проговаривая фразу еще раз про себя, и залилась жаркой краской стыда. Однако неподчинение приказу креффа наказывается. Поэтому девушка едва слышно произнесла:
– Беременность у женщин легче всего достигается на четырнадцатый день с начала регул.
И уронила взгляд под ноги. В читальне, как назло, были одни парни. Они, конечно, не ржали – при наставнике-то, но вот он уйдет, и вдоволь нагогочутся.
– Какой день у тебя? – спокойно поинтересовался Клесх.
Лесана вскинула на него расширившиеся от унижения и гнева глаза, мысленно произвела подсчет и прошептала:
– Десятый…
– Ты плохо считаешь. Одиннадцатый. Я знаю про твои краски лучше тебя? Или ты мне врешь, когда они заканчиваются? Или по-прежнему туго считаешь?
В глазах девушки дрожали слезы.
– Первое. Счетом заниматься каждый день. Еще раз ошибешься, будешь наказана. Второе. За регулами своими следи тщательнее. Третье…
Он взял со стола ее доску и кусочек мела, быстро начертал что-то на гладкой черной поверхности, а пока писал, говорил:
– Сегодня сосчитаешь, сколько дур в Цитадели, если три дуры в ученицах у Майрико, одна у меня, две у Ольста, по одной у Лашты и Озбры. После этого вычтешь дур из парней и скажешь, насколько их меньше.
Губы несчастной послушницы дрожали.
– Поняла? Вечером придешь с ответом. Ошибешься, будешь седмицу убирать нужник. Ступай.
Надо ли говорить, что нужник девушка чистила две седмицы, а парни с тех пор и в глаза, и за глаза ее иначе как Счетоводом Дур не называли.
Вот только жизнь Лесану ничему не учила, она то и дело попадала впросак, как сегодня, например.
– Я – ратоборец? – повторила послушница, глядя на наставника снизу вверх, и в глазах ее стоял ужас.
– Да, Лесана. Была бы умнее, давно бы поняла, – ответил он. – Переодевайся.
Она потянулась к жесткой, еще не пахнущей ее телом одежде.
– Потом пойдешь в южное крыло, в покойчики для обозников.
Девушка опять вскинула глаза на наставника:
– Убирать?
Он направился прочь, но все же у двери, не оборачиваясь, ответил:
– К тебе мать приехала.
И вышел.
Лесана так и осталась
