был сержантом в войске ее отца. Он был ранен стрелой в икру и пережил ампутацию.
Священник нашел пса, когда тот рылся в поисках пищи в одном из амбаров после гастролей бродячих актеров. Вероятно, он принадлежал им. Пес был паршивым и кишел блохами, ребра натягивали его шкуру, словно зубья грабель. Но бойкое виляние хвостом и ясный умоляющий взгляд заставили священника изменить первоначальное намерение позвать стражника, чтобы тот прикончил животное, ударив тупым концом копья. Махелт, горевавшая по недавно погибшей певчей птичке, схватилась за соломинку и немедленно отдала свое сердце собаке.
– Он не сможет гоняться за добычей или разрывать лисьи норы, – заметил Уилл.
– Не все собаки охотятся. – Махелт вынула пса из кадки, изрядно намочив свое платье. – Он будет жить в моей комнате и лаять на незнакомцев.
Пес неистово встряхнулся, разбрызгав капли воды во все стороны. При этом он умудрился не упасть. Махелт захихикала, а Уилл с ругательствами отскочил.
– На месте Биго я бы отказался от этой части приданого, – с презрением заметил он.
– Гуго любит собак. – Махелт высокомерно взглянула на брата. – В любом случае мне еще рано замуж.
Прошло чуть больше года после ее помолвки, и жизнь вернулась в привычное русло. Девочка редко вспоминала, что вообще обручена. Она готовила себе приданое: вышитые подушки, простыни и одеяла, изысканные скатерти и салфетки и тому подобное, – но они не столько служили постоянным напоминанием о будущем, сколько были частью повседневной рутины. Кольцо Махелт хранила в сундучке и надевала по особенным случаям. Разговоры о свадьбе были все равно что сказка о чужом человеке. Она упоминала Гуго Биго в молитвах, но механически. Девочка знала его недостаточно хорошо, чтобы впустить в свои мысли, и не видела со времени помолвки, потому что он либо выполнял поручения отца, либо следовал за двором.
Уилл покачал головой, глядя на сестру и на пса, но все же присел на корточки и протянул руку, чтобы ее обнюхали и облизали. Потом достал из мешочка корку хлеба, которую приберег для своей лошади. Пес бешено завилял хвостом, и хлеб исчез в мгновение ока, хотя был принят с исключительной учтивостью и деликатностью.
– Отец Уолтер предлагает назвать его Трайпсом. – Махелт накрыла спину пса полотенцем и энергично растерла. – Он говорит, по-латыни это значит «три ноги».
– И «требуха» по-английски, – усмехнулся Уилл. – Вот что, я сплету ему ошейник и поводок из хвоста Эквуса. Хочешь?
Махелт вздернула подбородок:
– Значит, ты согласен его оставить?
– Разумеется, нет, – равнодушно пожал плечами Уилл, – но ты ведь все равно оставишь, я же знаю, какая ты упрямая.
Махелт перестала вытирать пса и крепко обняла брата. Часто она находила его невыносимо заносчивым, категоричным и настолько уверенным в своем мужском превосходстве, что хотелось его задушить. Но порой, как сейчас, он обнаруживал свою доброту и веселил ее. Кроме того, Уилл был ее старшим братом, и Махелт любила его.
– Скорей
