А крымчакам на пятьдесят лет отлуп дадут, да. И Крым будет наш! И Польша! Но сколько народу… И главное, все через вот эти вот интриги, заговоры, как будто мы не можем по другому! Хотя… сам-то куда… всего четверо верных осталось. А Москва, значит, всех возьмет… да на самом-то деле это и так уже ясно, просто он не хотел до конца верить… и земли, огромные земли на восходе… и что-то еще за океаном. Надо будет спросить у старца, что за земли, как там все. Хотя, какая ему-то разница, что там за земли. Своих-то земель нет, и не будет, это теперь ясно.
Вообще, от тех объемов движений людей и событий, о которых поведал старец, захватывало дух. Причем, было совершенно ясно, что он не врет и не вещает – князю доводилось читать и слышать о неких старинных пророчествах, они всегда были очень размыты, неясны и полны непонятных образных сравнений. В рассказе старца была четкость общего повествования, стройность и обоснованность событий, мелочи, которые нельзя было придумать (и состыковать друг с другом). То есть, человек рассказывал о том, что он точно знал, что УЖЕ БЫЛО. И все это вместе рисовало настолько явную картину будущего, что дух, действительно, захватывало. На этих мечтаниях князь и не заметил, как уснул.
5
В первые секунды после пробуждения Седов еще думал, что он дома. Он не любил мягкие кровати, и дома у него был довольно жесткий матрас, примерно как сейчас. Однако ощущения от надетого термобелья и запахи овчины тут же напомнили ему, где он находится. Открыв глаза и разглядев в слабо освещенной комнатке бревенчатые стены, он окончательно проснулся и стал неторопливо одеваться. Температура в доме заметно упала, однако из дверного проема ощутимо поступало тепло (и доносились некие приятные запахи). Проходя мимо кухни, где Машка возилась у плиты, а Егор – с дровами для печки, Седов сказал им «доброе утро», и, не желая отвлекать, прошел дальше. В ответ ему раздалось нестройное бурчание, видимо, о том же. Посетив чуланчик, Николай Федорович умылся из рукомойника. Воду на утро греть, видимо, было не принято, и она ощутимо бодрила. И в проходной горнице, и в сенях было довольно светло, так как узкие окна с убранными сегодня ставнями все-таки давали приличное количество света через мутную пленку (видимо, тот самый бычий пузырь?), которой были затянуты. Услышав с улицы голоса, Седов вышел на крыльцо. Видно было, что солнце встало недавно. Небо было почти ясным, было безветренно, еще держался морозец, в общем, похоже было, что погода будет как вчера. Князь сидел на табуретке тут же, на крыльце, вытянув раненую ногу, а бояре разминались во дворе. Нет, они не рубились на саблях или на палицах, а делали что-то типа зарядки или спортивной разминки времен Седова. Тут же ходил занимающийся чем-то по хозяйству Никодимыч. Николай Федорович поздоровался со всеми, принял ответное здравствование и стал оглядывать не рассмотренный вчера в потемках двор. По правой стороне его машина почти упиралась в сарай с широкими воротами. За ним шло почти такое же строение, от которого пахло животными, видимо, лошадь и корова стояли там. Дальше уходили за стену дома такие же сараи. Все они были на полтора этажа, с высокой,
