пухленьким ножкам с изящно выгнутыми стопами, начальник конвоя улыбнулся при виде полудюжины высокородных бедолаг, прижатых к бортику повозки без всякой надежды укрыться от безжалостной порки, в отличие от притиснувших их спутников. Им оставалось только извиваться под игривыми ремнями, нещадно исполосывающими бока, спины и животы, да прятать заплаканные лица.
Весьма пикантное зрелище, ухмыльнулся он, но самое-то забавное, что эти несчастные толком и не знали, что для них припасено. И сколь бы ни были наслышаны придворные невольники о нравах городских простолюдинов, они и представить себе не могли, что ждало их впереди. Ибо если бы они действительно об этом знали, то никогда и ни за что не рискнули бы вызвать гнев у королевы!
А еще командир не мог не думать о том, как в конце лета эти ныне возмущенно стенающие и сопротивляющиеся молодые мужчины и женщины, получив свое с лихвой, будут доставлены обратно ко двору в полнейшем повиновении, притихшие, со склоненными покорно головами. И какой честью будет для него препровождать их хлыстом одного за другим к трону, чтобы прощенные могли припасть губами к королевской туфельке!
Так что пусть пока повоют, злорадно улыбнулся начальник. Пусть повертятся и поерзают под плетьми, пока солнце взбирается над покатыми зелеными холмами и пока повозка, громыхая, набирает ход по длинной дороге к городку. И пусть прелестная маленькая Красавица и величавый принц Тристан приникнут друг к другу в самой толчее. Очень скоро они узнают, какие напасти на себя навлекли.
А еще главный конвоир подумал, что ему следует поприсутствовать на аукционе – по крайней мере до того момента, как Тристана и Красавицу разлучат, вытащат одного за другим на торговый помост, как они того и заслужили, да распродадут по новым хозяевам.
Красавица и Тристан
– Но, милая, зачем ты на это пошла? – шепнул девушке Тристан. – Ты ведь нарочно провинилась! Неужто ты хотела, чтобы тебя сослали в город?
Толпившиеся с ними в катящейся повозке принцы и принцессы в отчаянии стонали и ревели. Тристан постарался избавиться от кожаных «удил», распиравших ему рот, и вскоре эта ужасная затычка свалилась на пол. Красавица тотчас же последовала его примеру, высвободив рот единственным имеющимся у нее орудием – языком – и с восхитительным вызовом выплюнув кляп.
Они и без того были осужденными на кару невольниками – так что мог изменить этот ее бунтарский жест? Все они были отданы собственными родителями живой данью королеве Элеоноре, и им было велено все годы услужения беспрекословно ей подчиняться. Однако они ослушались и теперь были приговорены к тяжкому труду и безжалостному пользованию простолюдинами.
– Зачем, Красавица? – не отступал Тристан. Но, едва выдохнув свой вопрос, молодой принц горячо приник к открытому рту девушки. Она, привстав на цыпочки, ответила на его поцелуй, и тут же его член уверенно скользнул в ее влажное, зовущее, жаждущее
