бы не оспа, оставившая россыпь отметин на бледной коже, мадам де Салль, пожалуй, считалась бы красивой женщиной. – Я прощаю вас, хотя вы и не просили у меня прощения.
Остра на язык, отметил Раймон. Неплохо. Он не любил скучных женщин и надеялся, что жена чему-то научилась у компаньонки. Или наоборот.
– Видите, как хорошо получилось, – произнес он, слегка наклонив голову. – Все уже прощены, хотя ни я не просил об этом, ни вы, и мы даже не успели обратиться к Богу. Вечер начался удачно.
Жанна издала короткий смешок, который в обществе бы не одобрили – но она и не перед королевой так засмеялась, а перед компаньонкой и супругом. Раймон снова перевел взгляд на жену.
Хороша, подумал он. Невысокая, тонкая, Жанна в своем темно-голубом платье казалась настоящим гимном свежести и юности. Сколько ей было лет, когда Раймон женился на ней? Двадцать два, кажется. Поздний цветок, давно ему обещанный. Сейчас ей двадцать четыре. На свадьбе она выглядела бледной и поникшей, а может, так показалось из-за вуали и тусклого света в часовне. Сейчас деревенский воздух сотворил с Жанной чудо: ее кожу тронул загар, ее васильковые глаза весело блестели, и она стала как будто даже выше ростом. Наверное, надевает туфельки на каблуке.
– Что ж, мадам, я читал ваши письма, и вы уверяете, будто наши земли процветают. – Раймон не знал, о чем бы куртуазном с ней заговорить, он совсем отвык от светских бесед, а потому завел речь о привычном. – Мой слуга сказал, будто ужин в этом доме подается по-прежнему.
– Разумеется. – Если он и был ей смешон, этой белокурой утренней фее, она ничем этого не показала. – И столовая там, где вы ее оставили, сударь. Мы можем пройти туда.
Раймон еще помнил, как сопровождать к столу сразу двух дам, и многозначительно выставил локти; две ладошки порхнули на его рукава. Забытые цветочные запахи, шуршание юбок, покачивание прядей, искусно выбившихся из прически, – все это вдруг всколыхнуло в нем воспоминания. «Когда я успел стать таким старым, что обычная жизнь кажется мне смешной и нелепой? Возможно, Гассион был в чем-то прав».
В столовой произошли некоторые изменения. Длинный стол, за которым ужинали поколения де Марейлей, оказался сдвинут к стене и украшен тремя вазами со свежими цветами. Он смотрелся, словно вооруженный до зубов ветеран, которому на шлем хохочущая деревенская девушка нацепила венок. А к ужину был накрыт другой стол – небольшой, круглый, застеленный белоснежной скатертью и придвинутый ближе к камину. Здесь Раймон увидел и свое любимое кресло.
– Вы устроили перестановку? – уточнил он очевидное.
– Я не рискнула вовсе выселить старый стол, – покаялась Жанна, – но да. У нас редко бывают гости, а когда приезжают, нам достаточно этого стола. И удобнее беседовать, сидя в кругу, верно? – Она заглянула ему в лицо. – Или вы недовольны?
– Мне все равно, – сказал Раймон чистую правду.
Кажется, супруга ждала от него иного ответа, однако другого у Раймона не имелось
