недавнего провожатого Павла.
– Чего тут делаешь?..
– Тебя жду.
Надя продолжала недоумевать.
– Вот, – Павел протянул Наде какой-то свёрточек. – Сеструха просила передать.
Надя неуверенно взяла посылку, развернула. В ней были тёплая, правда, уже ношенная пуховая шапочка и совершенно новые вязаные, с красивым узором варежки. Надя вспомнила: когда была на дне рождения, невзначай проговорилась – хотя вообще-то жаловаться и тем более что-то выпрашивать у неё привычки не было – что у неё неважно с одёжкой, особенно с тёплыми вещами.
Пока Надя раздумывала, мать строго проговорила:
– А спасибо кто скажет?..
Потом повернулась к Павлу:
– Ну проходи, паренёк, в избу. Гостем будешь. – Она отворила дверь на крылечко. – Да ноги-то оттопчи! Грязи счас вон скоко, а мы токо-токо полы, смотри, намыли.
– Да я ненадолго… Мне вон токо ей передать.
– Всё одно проходи. Да и дожж у нас заодно переждёшь.
И впрямь, как будто нарочно, полил дождь. Скатывающиеся с покатой крыши крылечка струйки застучали по лежащей на земле большой, из-под камсы, консервной банке – её иногда наполняли объедками со стола, чтобы полакомилась всегда голодная соседская собака. Заслышав голос хозяев, возбуждённо захрюкала в своём уютном хлеву свинья Машка.
Павел, сгорбившись, чтоб не удариться головою о дверную притолоку (как и многие тощие, он был довольно высокого роста), прошёл сначала в сени, потом в горницу.
А Надя вдруг заупрямилась.
– Ты иди, – сказала она матери, – а я скотину пока покормлю.
– Ещё чего! Подождёт скотина.
– Да чего ему надо-то? Я его и знать-то не знаю!
– Вот и узнаешь. – Мать несильно, но настойчиво подавливала, подталкивая дочь ладошкой в спину.
«Да пропади он пропадом!.. Что мне, больше делать нечего, кроме как его узнавать?..» – в сердцах чертыхнулась Надя, но… мать по-прежнему напирала сзади, и ей пришлось покориться.
Прибежали, завидев свет в окнах, обычно где-то пропадающие младшие брат и сестра. Мать наскоро собрала на стол. Не поскупилась, поставила всё, что было из достойного на этот вечер: гречневую кашу с гренками, солёные огурцы, квашенную с клюквой капусту, мочёную бруснику, даже бидончик с домашним пивом. Словом, пир на весь мир. Выпили и закусили.
Павел вёл себя уже привычно для Нади: очень скованно, как будто просеивал, взвешивал, пробовал на зуб и на ощупь каждое слово. Девушка, естественно, тоже помалкивала. Хорошо ещё, что брат и сестра расшалились, – им так редко приходилось видеть у себя гостей! Для них это такое развлечение! Да и мать трещала почти без умолку. Может, компанию хотела поддержать, а может, просто потому, что выпила лишку пива.
Однако время шло, скотина, несмотря на все призывы, оставалась некормленой, на улице стояла уже чёрная ночь, не видно
