всё, что угодно, по тройной цене впаривать?! Ну, хорошо, пускай лешие с водяными из ума выжили – им простительно, что с них возьмёшь, с трижды пенсионеров? Кота-нахалюгу тоже могу понять – он сызмальства на лапу нечист, потому лишь корпоративами и промышляет. Думаете, проглоченную гирю он на свои кровные покупал? Своим-то денежкам он счёт знает, они у него в сундуке на острове Буяне под дубом закопаны. На покупку же реквизита вечно из казны денег требует, однако отдавать потом не торопится. На всю отпущенную на номер валюту драгметаллов накупил и припрятал в своих сундуках, а у меня той валюты что, немеряно?! Но эта фифа расфуфыренная – символ сказочной чистоты и непорочности – совсем уже запредельное что-то… Где она только такого похабства набралась?!
– Тут я, уважаемая, с вами не совсем согласен, – вступился за бедную Алёнушку Междупальцев, решив блеснуть почерпнутой из телевизора и интернета эрудицией. – Сегодня многие эстрадные исполнители так поют. Даже модой стало: чем противней голос, тем рейтинг выше. Возьмите, вон, Григория Лепса и Стаса Михайлова – эти шоумены лопатами бабки гребут, а нормальному пению так и не научились. Притом даже слова осуждающего сказать им не смей. Сразу хором заводят, мол, каждый художник имеет право на собственное видение действительности. Получается, что такая действительность вокруг них хреновая… Ну, не повезло им с окружающим миром!
– Какая же эта Алёнушка художница?! Похабница она – вот кто!
– Может, всё-таки у неё самой поинтересуемся? Что она имела в виду этим своим… э-э, поведением? – вставил слово Хорохорин.
– Да-да, нам очень любопытно узнать! – подхватил Междупальцев, которого по причине холостого состояния крайне волновали вопросы нравственности молоденьких девушек. – Какова её концепция творчества… Ну, и всё остальное.
– И то верно! – махнула рукой Баба Яга и плотоядно ухмыльнулась. – Хоть и не перевоспитаем девку, но, по крайней мере, пристыдим… А подать её сюда, такую-сякую!
В ту же секунду снова, откуда ни возьмись, появилась Алёнушка и, скромно теребя пальчиками кружевной платочек, замерла в ожидании неминуемой кары.
– А ну-ка, девка, признавайся, где таких срамных манер набралась? – грозно, привстав с кресла, прорычала Баба Яга. – Какой лиходей подучил тебя неприличные песни голосить в присутствии наших дорогих гостей?
– Что же вы, бабушка, говорите-то? – запричитала Алёнушка, и её огромные голубые глаза-блюдца наполнились слезами. – В чём вы меня, сиротинушку горькую, обвиняете? Я, если хотите знать, век бы подобных песен не исполняла! У меня к другому душа лежит… Это меня злые городские люди надоумили, они себя ещё продюсерами величать велели, а иначе к ним даже на пушечный выстрел не подступишься – и разговаривать с тобой не станут. Пой, говорят, то, что тебе велели, и всё тут. А другой репертуар – ни-ни! Этим ты себе складывающийся сценический имидж испортишь, а без имиджа ты на эстраде ноль без палочки –
