Кабоси упёр руки в пухлые бока и фыркнул.
– Притом, что никаких законов о неравноправии не было.
– Да, но сейчас нельзя говорить – первые или вторые. Теперь это оскорбительно и карается штрафом.
Начальник рассмеялся, покачиваясь на носках.
– Подожди, лет через двадцать они будут рассказывать как с оружием в руках, по колено в крови сражались за свободу и равенство.
Девушка пожала плечами.
– Пусть себе. Но жертвы действительно были, хотя к революции не имели прямого отношения.
Директор департамента сморщился и потёр подбородок.
– Прости, всё время забываю.
– Ничего. Вы не обязаны помнить.
– Да уж. Впрочем, я тебя не за этим вызвал. Одевайся, поедешь со мной. У нас дело.
– У нас? Вы тоже хотите участвовать?
Кабоси уже подлетел к шкафу из светлого лакированного дерева и снял с крючка форменный короткий плащ. Достаточно лёгкий, чтобы не зажарить своего обладателя, непромокаемый и даже выглядит как нормальный плащ, а не чёрное чудовище, которое таскали сотрудники во времена его молодости. Серый, неприметный – лучше для их профессии. К счастью, он не навязывает выбор цвета своим сотрудникам. Женская половина коллектива предпочла бы застрелиться, чем носить серые плащи.
– Дело серьёзное, – говорил он по пути. – Только что курьер принёс сообщение от советника по безопасности. Я должен сам всё проверить.
Во дворе ждал экипаж. Пара вороных переступала копытами. Парочка охранников что-то обсуждали в уголке, ёжась от утренней прохлады. С любопытством проводили их взглядами. Амелла и начальник устроились на кожаных сиденьях и лошади зацокали копытами по каменной мостовой.
Холодное солнце плавало в море светлого неба. В лицо ударил порыв зябкого северного ветра.
На перекрёстке стоял стражник в красном плаще и регулировал движение. Увидел государственный экипаж и взял под козырёк. Мимо ехали гражданские кареты и велосипеды.
Девушка ожидала, что начальник объяснит ситуацию, но он молчал. Не хочет говорить при извозчике, значит дело действительно серьёзное. Он хмурился, ёрзал на сидении. Вытащил револьвер и проверил патроны. Шмыгнул носом, посмотрел на прохожих, которые не обращали на них ни малейшего внимания. Вытащил из сюртука часы на цепочке. Открыл крышку, долго смотрел на стрелки, убрал обратно. Подёрнул брюки. Вздохнул.
– Неправильный август, – сказал начальник.
– Горный ветер проснулся на пару месяцев раньше, – ответила девушка.
Амелла сидела неподвижно, вцепившись в сумку. И сама себе напоминала старую тётушку, которая едет навестить больного родственника. Возможно, они действительно устарели как народ. Всё меньше хочется двигаться, всё меньше вещей волнуют, потому что они уже видели все вещи. И уже не страшно. Почти ничего не страшно.
