огнем лихорадки глаза. Хасан на коленях дополз до угла, уперся лбом в стену и заснул так, освободив наконец от тяжести пылающие болью ягодицы.
Проснулся он от боли в шее и от ощущения человеческого взгляда – испуганного, осторожного. Хасан пошевелился, за спиной послышался быстрый шепоток, шорох босых ног. Обернулся, – сквозь крошечное окно под крышей светило утреннее солнце, не по-осеннему яркое. От него и серые низкие стены, слепленные из глины с навозом, казались яркими и живыми. Скрипнула дверь. Из-за нее опасливо выглянул старик – скрюченный, маленький, с сухонькими лапками в бугорках рыхлых вен. Выбрался из-за нее, встал на колени, почти не уменьшившись ростом, и протянул глиняную чашку. Над чашкой поднимался пар.
– Святой человек? – спросил старик осторожно. – Святой человек, я принес вам чаю… чай, с утра, – хорошо. Вы болели вчера.
– Спасибо, – прошептал Хасан.
– Вы уж нас простите, мы люди простые, грубые. Мы думали, вы умираете. К нам уже приходили и… – старик замялся. – Вы берите, пейте.
Хасан оторвал руку от стены – как раз вовремя, чтобы, повернувшись к старику лицом, пошатнуться и опереться спиной о стену. И принять чашку из его рук. Из нее пахло бараньим жиром, и перцем, и крепким грубым чаем, заваренным с солью.
– Спасибо, – повторил Хасан и, осторожно поставив чашку на пол, коснулся ладонью своих губ и лба и протянул ее старику. – Мир и счастье в твой дом, добрый человек. Пусть болезни обойдут тебя и всех, кто дорог тебе.
Старик улыбнулся простодушно, как ребенок.
– Почтенный хаджи пусть пьет, а я лепешку принесу, вот, – и, пятясь, не переставая улыбаться, выскользнул за дверь. Тут же и вернулся с чистой тряпицей в руках, развернул, протянул лепешку Хасану. Тот поблагодарил. Отломил кусочек, размочил в чае. Проглотил. Затем еще один. Странно, почувствовал себя сытым. Словно тело, привыкшее обходиться крохами, уже и успело забыть надобность в еде. Или это лихорадка, бродящая в теле, украла вкус у пищи?
– Спасибо, – сказал Хасан, протягивая лепешку назад. – Я сыт. Вкусный хлеб. Я давно уже не ел такого.
– Если святой человек желает, у нас и сыр есть. И пахлава.
– Как вас зовут, отец?
– Бехманеш, святой человек, Бехманеш меня зовут, я третий у нас в деревне Бехманеш, самый старый.
– Я – Хасан ас-Саббах, старейший Бехманеш. Благодарю тебя за пищу и приют.
– Пожалуйста, святой человек, мы всегда рады. Хорошо ли вы отдохнули?
– Замечательно.
– А вы… вы так всегда спите? – спросил старик нерешительно.
– Нет. Но сейчас я не совсем здоров. Мне легче так.
– Святой человек, если вы устали или вам нездоровиться, отдыхайте, отдыхайте, сколько хотите. А если вы уже отдохнули… – старик замялся. – Аллах милостив, а я, старик, слаб умом и телом немощен, но меня
