р обрывки слов патриарха.
Меж ног толпы просунулась голова юродивого: – Царь православный умер, а царевич Петр с еритиками дружбу водит. Латинские обычаи привечает. Антихрист. Стрелец сдерживающий толпу, покосился на юродивого и загнутым носком кожаного сапога пнул того в морду: – Чего несешь сучий сын. Царскую особу хаешь. Юродивый завопил и ткнулся лицом в талый снег. Из его головы с темным проплешинами, потянулись на утоптанный ногами посадских снег, тонкие струйки алой крови
Бабы протянули к служивому руки, стремясь ухватить стрельца за уши, щеки, и губы словно гуси-щипуны.
– Ты пошто святого человека изобидел? – заорало мужичье из толпы.
– Креста на тебе нет лиходей. Стрелец отшатнулся. Толпа наступала на него стремясь ухватить, сгрести и кинув под ноги затоптать.
– Ну, назад все псы! – к стрельцу на помощь подскочили еще несколько служивых. Царскую персону хаять смели. Стрельцы стали оттеснять толпу к избам Посадской Ямской слободы.
– Дави их братцы, – разносилось средь стрелецкого строя.
Стрельцы выдавливали посадских с площади широкой грудью и черенками бердышей. Из Спасской башни по мосту к Лобному месту спустился боярин в соболиной шубе и бобровой шапке.
Развернув грамоту, он обвел площадь и прочел первый строк: – Государь наш Феодор Алексеич почил волею Господа и нарек наследниками царства своего: царевича Петра Лексееча от матери его Натальи Нарышкиной и царевича Ивана Лексеича от матери ево царевны Марии Милославской. На то воля царская и сие завещание. Народ охнул и замолчал.
Боярин харкнул на снег кровавой соплей и продолжил: – А кто сие завещание не примет, тот волею Государей Московских будет обезглавлен. Соправителем сих государей державы нашей в виду их малых лет Господь дал в соизволение царице Софье Алексеевне Милославской, сестре их.
На том целуйте крест и идите с Богом. Но толпа не желала расходиться. В сторону стрельцов полетели проклятья и комья смерзшейся земли.
– Ироды! – голосили бабы.
– Каина дети, – вторили им мужичье в драных зипунах. Толпа бесновалась, распыляясь все больше. Она уже не обращала внимания на замершее тело юродивого на почерневшем от копоти снегу. У одноглазого мужичонки с жидкой бороденкой в заиндевевших от холода руках, блеснуло точеное лезвие ножа. Он прильнул к толстой бабе в разноцветном платке и тут же отпрянул, пытаясь скрыться в толпе.
– Убили. Убили царица небесная, – заверещали в бабы в толпе. Одноглазого мужичонку тут же споймали за рукав драного кафтана, и кинув на снег, принялись изуверски топтать ногами. Стрельцы бросились на место свалки, пытаясь прорезать толпу и вытащить убийцу на площадь.
Боярин мерзко хмыкнул и развернулся к стрелецкому старшине: – Утихомирь тут все.
– Я ко дворцу: царево завещание исполнять, чай дума уже вся в сборе, а я тут мужицкие дрязги смотрю. Старшина кивнул: – будет сделано боярин.
Он махнул рукой и из ворот вышел еще один стрелецкий полк. Стрельцы в зеленых кафтанах с пищалями наперевес сделали первый шаг в сторону беснующейся толпы.
– С плеча снять, – звонко рявкнул стрелецкий старшина.
– Без команды с патроном заряжай! Стрельцы скинули ружья и высыпали в замок порох.
– Первый выстрел в воздух! – скомандовал старшина.
– Первый выстрел в воздух, – эхом пронеслось по строю.
Толпа испуганно шарахнулась назад.
– Пли. Пли. Глухой раскат выстрела сотен пищалей, словно весенняя гроза пронесся над Лобным местом, сорвал с колокольни Ивана Великого десятки ворон и галок. Заставил испуганно дернуться родовитых бояр в Думской палате. Опрокинуть чернильницу на лист царского указа в Посольском приказе. Толпа бросилась наутек, оставив на таящем апрельском снегу тело юродивого и окровавленное тело одноглазого мужичонки, что еще недавно так ловко орудовал в толпе острым ножом, срезая у посадских кошельки с пояса. Толпа рассеялась.
Казацкий старшина довольно крякнул: – Так-то лучше, а то ишь чего удумали, бунт учинять.
– Сенька? Перед старшиной тотчас возник стрелец:– Слушаю господин урядник.
Старшина покачал головой и плюнул на подтаявший снег.
– Убери этих двоих, – он указал тела на площади. И кровушку соскребите. Он повернулся в сторону Ивана Великого и перекрестился.
– Чует мое сердце, еще немало здесь кровушки православной прольется, – с досадой заметил он рядовому.
– На все Божья Воля! – равнодушно ответил стрелец.
– Ну, ты иди уже исполняй, – старшина ласково хлопнул его по плечу.
– Исполнишь:
